Орудия были снова на том же месте развёрнуты в боевое положение: Лебедев, возвращаясь в дивизион, запретил покидать эту позицию. Там на опушке я и покормил бойцов, выдавая кому по одному куску хлеба с тушёнкой, кому по два и разливая по кружкам чай. Бойцы перекусили, оставшийся чай слили во фляжки.

А мы вернулись к котлу с кашей, где боец моего отделения кашеварил, смотрел, чтобы не подгорела. В первом котле снова начали кипятить воду, уже для киселя. Я сообщил Хромцеву, что завтрак будет в семь утра. Он поел с нами, а потом на вернувшейся из госпиталя полуторке умотал за семьёй. У него в городе остались жена и дочурка пяти лет, их нужно оправить в тыл. За старшего на батарее остался Сомцев, он бессемейный. Вообще, на батарее только два средних командира – Хромцев и Сомцев.

Хромцева не было долго, я успел сварить кисель и доварить кашу. Убедившись, что она готова, вывалил в неё целый кус сливочного масла, размешал и накрыл крышкой, чтобы дошла. Бойцов я разослал по разным заданиям, так что пока убрал котлы в Хранилище, иначе остынут, ведь до завтрака ещё полтора часа, время полшестого.

Комбат вернулся, когда немцы как раз решили совершить второй налёт. На нём лица не было. Как-то враз постаревший и осунувшийся, он сразу взялся командовать, зло и отчаянно. Боец-водитель, ездивший с ним, сообщил, что одна из бомб попала точно в тот дом, где жила семья старлея. Никто не выжил. Для комбата это была двойная трагедия: потерять семью и понимать при этом, что как зенитчик он не смог защитить их от врага – самолётов.

Батарея стреляла, а я продолжал заниматься своими прямыми обязанностями. На данный момент над углями стояли два противня, куда я выкладывал тесто – лепёшки пёк. Два бойца месили тесто в тазу. Я решил сделать сразу большой замес и напечь побольше лепёшек, чтобы и на обед, и на ужин хватило, если кто выживет.

При этом я не переставал работать Взором и вдруг замер, обнаружив на границе рощи гостей, причём знакомых. Батарея как раз закончила ведение огня. В этот раз немцев ждали, и стреляла не только наша батарея; как оказалось, зенитных средств тут хватало, да и истребители хорошо поработали.

– Смени меня, – велел я одному из бойцов и, не снимая фартука, побежал к опушке рощи, с противоположной стороны которой стояла батарея.

На опушке я обнаружил Марину, супругу Хромцева, с дочкой. Обе были раздеты, по сути в ночнушках, босы и сильно испуганы. Марина обрадовалась, увидев меня. Она успела познакомиться с моей женой, подругами стать не успели, времени не хватило, но общались.

– Вы как тут оказались? – первым делом спросил я у Марины, протягивая ей плащ-палатку.

Женщина сразу закуталась в неё, после чего вкратце рассказала, что произошло. Я взял девочку на руки и повёл их, но не к батарее, а к нашему лагерю.

– Мусанбеков, – велел я одному из подчинённых, – бегом командира батареи сюда.

Мелкий узбек на миг замер, переваривая мой приказ, и мигом унёсся в направлении расположения батареи.

В этот раз бомбы в расположение не падали. Бойцы с матом и криками починили третье орудие, в чём им весьма помогли выданные мной инструменты, и оно тоже включилось в бой. Так что у нас были три огневые точки, не считая пулемёта. Уже прибегал один из бойцов, сообщивший, что совместным ударом смогли сбить девять самолётов противника; больше всего набили истребители, но одного точно сшибли наши. Ещё трое уходили с дымами.

Я подошёл к вещмешкам и, откинув накрывавшую их плащ-палатку, сделал вид, что достаю армейский круглый котелок с ложкой. А сам тем временем достал из Хранилища кусок хлеба и кружку с чаем.

В котелок я наложил рисовой молочной каши и, передав всё Марине, устроившейся на стволе поваленного дерева, велел:

– Поешь и дочку покорми.

Пока они ели, Марина рассказала, как так вышло, что они выжили. Когда начали падать бомбы (а Марина со слов мужа знала, что это такое), она схватила дочь и побежала прочь в чём была. В том доме, где они снимали комнату, нормального погреба не было, да и семья у хозяев большая, всё займут. Поэтому Марина побежала к ближайшему оврагу, там в крапиве они с дочкой и отлежались. А увидев, что на месте их дома осталась лишь большая воронка, направились к месту расположения дивизиона, но разминулись с Хромцевым.

Добежав до дивизиона, она увидела, что он фактически разбит, уцелели всего два орудия, много убитых и раненых. Марина уже было отчаялась, но от знакомых раненых бойцов, самостоятельно шедших в госпиталь, узнала, что батарея её мужа находится в другом месте. Вот так они до нас и добралась, прячась по кустам и двигаясь по оврагам.

Тут и старлей прибежал и сграбастал обеих в объятия. Я оставил их, пусть поговорят, им это нужно, и отправился снова печь лепёшки, постепенно убирая горячие хрустящие стопки в Хранилище, естественно, так, чтобы никто не видел. Для бойцов я делал вид, что убираю всё в приготовленные вещмешки.

Хромцев вскоре подошёл ко мне и сказал:

– Я отлучусь на час-другой. Хочу отправить Марину поездом.

– Шансов отправить мизер, уж поверь мне, – не отвлекаясь от работы, сообщил я, – там весь город будет пытаться уехать. Но я могу у знакомых снабженцев попросить самолёт и на нём отправить твою семью в Москву. Сам слетаю. Как стемнеет, вылетим, а к рассвету уже вернусь. Дом в Москве у нас есть, место – тоже, Ольга будет рада.

Хромцев задумался на миг, а потом резко кивнул головой и сказал:

– Хорошо, договорились. Спасибо, старшина.

– Да пока не за что, день длинный. Ты бы убрал семью отсюда, всё же склад боеприпасов под боком. Одно попадание – и никого не станет, нас тоже. Даже противовоздушные щели не помогут.

– Нет у нас щелей, – удивился комбат.

– У вас нет, а у нас есть, – кивнул я в сторону укрытия, которое трое бойцов только недавно закончили копать. По сути, они просто углубили воронку от авиабомбы и укрепили стенки.

Хромцев кивнул и ушёл.

Вообще, склад быстро пустел, Борисов, узнав о нём, прислал сюда бойцов, ещё и нашу разъездную машину использовал, чтобы вывезти снаряды для уцелевших орудий дивизиона. Автопарк дивизиона, кроме эмки командира, сгорел весь: ещё бы, стоял ровненько, в линеечку, чтобы немцам удобнее бомбить было. Там вроде ещё одно орудие восстановили и два ремонтируют, собирая расчёты из выживших. В общем, ещё одну батарею в бой вводят, вторая, считай, уничтожена. Зато командиров теперь хватает (они же в городе ночевали), нашу батарею пополнили двумя лейтенантами. Хромцев не стал забирать жену с дочкой, оставил их под моим присмотром. А сам ушёл, решив сменить позиции батареи: немцы о ней теперь точно знают.

Я успел покормить бойцов, после чего они стали менять позицию. Передвинули её на три километра, ближе к аэродрому, практически на окраине встали. Машину мне Борисов так и не вернул, пришлось на мотоцикле, оставленном мне Хромцевым, ехать в расположение дивизиона. Там царили разруха и общая растерянность. Машину Борисов возвращать в батарею отказался: мол, она у него одна. Продовольствие выдать тоже отказался: мол, у самого нет, всё сгорело, бойцы не кормленные. Но выдал бланки на склад, а я незаметно побольше их прихватил, когда тот отвернулся.