– Ах, я вас совсем не за этим искала, – произнесла Ника с досадой. – Картина моя может и подождать, тут другое дело.

– Какое?

– Вы же занимаетесь расследованием убийства, которое произошло у нас в поселке?

– Да.

– А все говорят, что искать уже никого не надо. Что убийца – это толстяк, весельчак вот из этого дома.

И Ника ткнула пальцем в дом Горшкова.

– Это правда?

– Это одна из версий, – уклончиво ответила Кира.

– А еще наша няня сегодня утром сказала, что толстяка-весельчака подозревают в убийстве жены.

– Ну, и такая версия тоже у следствия имеется.

– Так это все неправда! – воскликнула Ника. – Он ее не убивал! И никого не убивал!

– А ты откуда знаешь?

– Я видела, как она покидала поселок. Средних лет, одета в светлое пальто.

– В пятницу вечером?

– Что?

– Когда это было?

– Не знаю, – рассеянно отозвалась Ника. – Темно уже было. Может быть, и в пятницу. Но женщина была жива. Она через забор перелезла и дальше побежала.

– Через какой забор?

– Через ограду нашего поселка. Я еще удивилась, уже и не девочка вроде бы, и не худенькая, а лихо через забор перескочила. И за пальто свое светлое не побоялась. Впрочем, у нее был на то свой резон.

– Какой?

– У нее все лицо заплаканное было. Глаза совсем опухли и в щелочки превратились. Наверное, она не хотела по улицам поселка идти, людям на глаза попадаться. Я ее хорошо понимаю. Сама предпочитаю гулять там, где больше никого нет.

– Ника, что ты говоришь?! Тебя в поселке обижают?

– Никто меня не обижает, – нахмурилась художница. – Но я сама вижу, как люди на меня смотрят. Одни с жалостью, другие брезгливо. Но это совершенно неважно. Речь-то сейчас идет не обо мне!

В этом Ника была совершенно права. Рассказ художницы был чрезвычайно важен для подруг. И хотя Ника не помнила, когда именно она видела удирающую из поселка средних лет женщину в светлом пальто, вряд ли таких беглянок бродил возле Чудного Уголка целый табун.

– А почему ты решила, что эта женщина – жена Горшкова? Ну та, которую, говорят, он убил?

– Она перелезала через его забор.

– А ты откуда знаешь, чей там был забор?

Художница вздохнула. Она явно устала от неверия.

– Пойдемте, я вам лучше все покажу на месте.

И Ника бодро заковыляла вперед. Вскоре они вчетвером вышли из поселка, обогнули его и оказались с внешней стороны ограды. Ника еще немного прошла и наконец остановилась. Женщина запыхалась, но выглядела довольной.

– Видите, с одной стороны лес и поле, куда она и побежала, – объяснила она, остановившись. – А с другой стороны его дом.

И, нажав на одну из металлических планок, отогнула ее. За оградой был задний двор, а за ним стоял дом Горшкова.

– Ну что? – одарила Ника пораженных сыщиц довольной улыбкой. – Я вам помогла?

– О да! Ты даже себе не представляешь, как сильно!

– Тогда я вас оставлю.

И Ника повернулась, собираясь уходить.

– Ника! Подожди! – остановила ее Кира. – Мы с Лесей хотим извиниться. Мы обе перед тобой виноваты.

– Это вы про позирование? Забудьте, – отмахнулась художница. – Времени у нас с вами будет еще очень много. Я наверстаю потом.

Но тут, взглянув на Светлану, художница помрачнела:

– А вот у тебя времени совсем не осталось. Ты точно уверена, что не хочешь побыть моей моделью? Еще пара дней – и будет совсем поздно.

Ошеломленная Светлана лишь покрутила пальцем у виска. Ника улыбнулась ей своей обычной солнечной улыбкой и ушла.

– Нет, вы это видели! – прошипела ей вслед возмущенная Светлана. – Она точно чокнутая!

Но подругам было не до оскорбленного самолюбия Светы. Так вот, значит, каким образом мадам Горшкова покинула Чудный Уголок! Вот почему ее не видела охрана на выходе из поселка. И не убивал Горшков свою супругу! Она покинула поселок целая и невредимая.

Волна облегчения и радости накатила на подруг. Горшков не убивал своей жены! А в том черном мешке, который он загрузил в свой багажник и который так напугал тетю Марусю, был обыкновенный мусор.

Но, поразмыслив, подруги поняли, что радоваться им пока рано. Да, Горшкова покинула поселок живой. Но они до сих пор по-прежнему не знали, где женщина находится сейчас. А найти ее было надо.

– Ведь если Горшкова жива, значит, она автоматически попадает в разряд подозреваемых. Обозленная женщина вполне могла прикончить Курилкина.

– Каким образом? Она убежала от мужа в пятницу вечером, Курилкин был тогда еще жив!

– Ну и что? Как она легко покинула поселок, так легко могла и вернуться. Сначала на задний двор Горшкова, оттуда через еще один лаз на двор Курилкина. А там… Многое могло случиться между ней и сильно насолившим ей адвокатом.

– Нам позарез надо найти эту женщину!

– Но где? И как?

– Не знаю. И собаки ее след не взяли.

– Это потому, что времени слишком много прошло.

– Но сапог-то они нашли.

И сапог этот принадлежал Горшковой. А нашли они его у дороги, которая ведет на Ольховку.

– До Ольховки еще целых пять километров.

И все-таки девушки не видели другого выхода, кроме как отправиться в поселок.

– Странно, что Таракан не догадался туда заглянуть.

– Но он ведь искал ее тело, а не сапог. Сам по себе сапог ему совсем не нужен. А в поисках тела они все окрестности обыскали. Завтра еще пойдут.

– Может, второй сапог Горшковой отыщут, – хмыкнула Кира.

– Между прочим, мы с вами тоже точно не можем утверждать, чья это обувка. Мы лишь предполагаем.

В Ольховку подруги попали спустя четверть часа, приехали туда на машине. Как ни были они заинтересованы в завершении расследования, топать пять километров по проселочной дороге им не хотелось. В это время дня вся работа на свиноферме уже была закончена и обитатели Ольховки разошлись по домам.

– И что нам делать? Стучаться в каждое окошко и спрашивать, не видел ли кто тут в прошлую пятницу женщину в светлом пальто и одном сапоге?

– Не знаю. Но если бы ты была на месте Горшковой, то что бы ты сделала? Представь: темно, поздний вечер пятницы. Вокруг ни души. Ты бредешь по пустынной дороге и наконец оказываешься в населенном пункте. Станешь ты в такой ситуации как-то особенно церемониться?

Кира задумалась. В самом деле, что? Учитывая длинный путь, который предположительно проделала эта женщина, большую часть дороги ступая по холодной земле босой ногой, что она должна была чувствовать?