«Отлично! Значит, выбирайте девушку, которую я приглашу вам на свидание».

Я скидываю ему фото сразу нескольких кандидаток в жены, с которыми мне удалось познакомиться вчера. Все они живут недалеко от Краснодара, так что можно встретиться с ними прямо в городе.

Получив фото, Василий моментально пропадает из сети. Господи, неужели опять переговоры? Или просто не может выбрать бедняга: глаза разбегаются?

Я жду возвращения Василия минут сорок, а потом, отчаявшись, грожу, что, если он не пришлет мне ответ до четверга, я выберу ему девушку сама.

Через час Василий наконец снова пишет: «Давай ту, что в зеленом платье: у нее глаза добрые».

«Отличный выбор, мой господин!»

Я потираю руки и тут же несусь к ноутбуку – убалтывать приглянувшуюся ему брюнетку на встречу.

Ее зовут Наташа, она любит рыбачить и кошек. Вчера вечером я долго общалась с ней, обсуждала советское кино и приготовление окрошки. Девушка показалась мне довольно приятной, так что есть надежда, что терпеть Кузнецова мне осталось совсем недолго.

Правда, Наташе уже двадцать шесть, она немного не соответствует критериям Кузнецова, но я не буду пока говорить ему об этом. Если он влюбится, возраст отойдет на второй план.

Мы с Наташей классно общаемся весь вечер среды, а в четверг утром она наконец дает согласие на свидание. Я захлопываю ноутбук с чувством выполненного долга. А не отправиться ли мне куда-нибудь выпить кофе? Я точно заслужила небольшое вознаграждение за труды.

Я делаю макияж и уже собираюсь переодеться из халата в сарафан, как мне вдруг звонит Соня.

– Таня, выручай: у меня чепе и только на тебя вся надежда.

Голос у подруги невероятно взволнованный, так что я сразу проникаюсь участием, спрашиваю:

– А что случилось?

– Посиди сегодня с моими после обеда, пожалуйста! Часов в шесть я их заберу.

– Ой… – Я вспоминаю предыдущий визит ее детей и тут же напрягаюсь. Так не хочется, чтобы мне снова что-нибудь разбили.

– Понимаешь, у них же каникулы, они у мамы моей торчат, – торопится объяснить Соня. – А тут донесли мне, что та опять на митинг намылилась. Или на акцию протеста, не помню точно. Короче она транспарант там сидит рисует, после обеда в центр выдвинется. Я не хочу, чтобы она туда Пашку с Машкой тащила, понимаешь? Им еще рано в политику. Она их как-то уже брала с собой, так мне потом из Пашкиного сада звонили, читали нотации. Паша у них в митинг еще две недели потом играл, чуть не сверг заведующую и старшую воспитательницу.

– Ого! Бедные педагоги.

– А если мама моя поскандалит на митинге с кем-нибудь, ее же могут и в полицию забрать, – продолжает нагнетать Соня. – Представляешь, какой у детей будет стресс? Я пыталась с работы отпроситься, но меня ни в какую не отпускают. У нас завал.

– Ладно, Сонь, я согласна, – со вздохом говорю я, – привози своих.

– Фух! Спасибо, Тань. Ты меня прямо спасла. Сейчас в обед мотнусь за ними и к тебе привезу.

Когда она кладет трубку, я оглядываю свою новую люстру и вздыхаю. Потом закрываю глаза и пытаюсь выработать боевой настрой. Сегодня я не позволю детям вить из меня веревки. Ни за что! Это я в прошлый раз просто не готова была к вторжению, а теперь подготовлюсь.

Немного подумав, я нахожу в интернете сборник загадок и раскраски, распечатываю все на принтере. Потом откапываю дома старые карандаши и цветные ручки, раскладываю их на столе. Еще нахожу старый шарф, с ним можно поиграть в жмурки, и фигурку слоника для игры в горячо-холодно. Я верю, что если детей занять, у них не останется времени на шалости.

Закончив в комнате, иду на кухню. Все банки с чем-то сыпучим, ножи и бутылки с сиропом убираю в верхние шкафчики. Окна блокирую. На душе становится спокойней, и вот, на подъеме, я затеваю блины. Не очень люблю с ними возиться, но точно знаю, что Маша и Паша от них тащатся.

Чтобы было быстрей, жарю блины на двух сковородках. Плита немного заляпывается от того, что тороплюсь, но это мелочи. Потом отмою.

Стопка блинов на тарелке растет с волшебной скоростью, кухня наполняется приятным ароматом. А, когда теста остается совсем немного, в дверь звонят. Я убавляю мощность конфорок и бегу открывать.

За дверью меня дожидается совсем не Соня с детьми – там стоит Кузнецов. Он сжимает в руках большой букет розовых роз.

– Привет! Не ждала? – Интонации у Василия подозрительно игривые.

– Нет, конечно, – отвечаю я, вытирая масляные руки о передник. А с чего мне его ждать, скажите? Мы вроде не договаривались о встрече.

Кузнецов вваливается в квартиру и помахивает цветами.

– Веник! Тебе! Вы, женщины, вроде любите такое.

Он швыряет букет на столик в прихожей и сгребает меня в объятья.

– Таня, я к тебе прямо из аэропорта примчался.

– Зачем? – Я немного шокирована его появлением, потому не вырываюсь.

– Соскучился, – Василий проводит пальцами по моим волосам, трется носом о мой нос. – Все это время думал о тебе, представлял всякое, даже работать было тяжело.

– Что это вы там представляли? – ворчу я и пытаюсь отстраниться. Он не дает.

– Таня, ты сводишь меня с ума.

– По-моему, вы и до встречи со мной были немного ку-ку.

Я смотрю на него с угрозой, а ему хоть бы хны. Он прижимает меня к стене и жадно целует.

Губы Василия сминают мои, а его руки бесстыдно скользят по всем моим округлостям. Я хочу его оттолкнуть, но почему-то медлю. Колени становятся ватными, тело наливается горячим. Наверное, это потому, что у меня давно никого не было. Мне так невыносимо приятно целоваться, что я даже закрываю глаза. Я льну к Василию, как кошка, изголодавшаяся по ласке. Но потом спохватываюсь: какого черта я творю? Все это крайне плохо скажется на наших деловых отношениях.

Я беру себя в руки и уклоняюсь от очередного поцелуя.

– Василий, не надо. Прекратите!

– Почему? Тебе ведь нравится. – Он поглаживает меня по бедрам, прижимается сильней. – Тебя ведь тоже тянет ко мне, ну признайся.

От его мурлыкающего бархатного тона кожа покрывается мурашками. Василий совсем распоясывается, пытается задрать на мне халат. Кожа на его ладонях мозолистая и шершавая, но мне это почему-то безумно нравится. Каждое прикосновение его рук словно обжигает. У меня сбивается дыхание, сердце бухает где-то в ушах. Мне хочется поддаться искушению, проверить, какие меня ждут ощущения, если позволить Василию больше. Но в этот момент, к счастью, из кухни тянет горелым.

– Блины! – вспоминаю я. – Горят!

Осознание надвигающейся катастрофы придает мне сил. Я вырываюсь из объятий Василия и несусь на кухню. И вовремя! Последняя партия блинов уже начинает обугливаться, от сковородок подымается сизый дымок. Надев варежку-прихватку, я стаскиваю сковороды с плиты, отправляю их в раковину, под струю холодной воды, потом открываю настежь окно.