другом месте. Я была предположительно свободна от него, я была в безопасности, но я утратила веру в эту иллюзию давным-давно.

Проклятые дни

Я пишу это, переживая приступ психоза, известный под названием «синдром Котара», при котором пациент считает себя мертвым. Спутанное состояние сознания автора не является «не относящимся к сути дела», поскольку оно и есть суть. Я есмь здесь, где-то: cogito ergo sum (мыслю, следовательно, существую).

В октябре 2013 года я присутствовала на тренинге по ораторскому искусству в Ассоциации психического здоровья в Сан-Франциско. Будучи новичком в бюро, в 2014 году я начала выступать с речами, направленными против социальных стереотипов, в школах, правительственных агентствах и других организациях города. Тренинг отчасти состоял из урока по использованию уместных терминов: надо говорить «человек с биполярным расстройством», «человек, живущий с биполярным расстройством» или «человек с диагнозом “биполярное расстройство”», а не употреблять слово «биполярный» как именную часть составного сказуемого. Нам, ораторам, внушали, что мы – не наши недуги. Мы – индивидуумы с расстройствами и неисправностями. Наше болезненное состояние укрывает нас, как оспенные одеяла; мы – одно, а недуг – другое.

В начале того года я пережила самый продолжительный период психоза, длившийся с февраля по август, и, перепробовав все атипичные (то есть нового поколения) антипсихотики, имевшиеся в продаже, начала принимать галоперидол, винтажный антипсихотик, который справлялся с моим бредом вплоть до 4 ноября. В то утро я посмотрела на старинный швейный столик в своем кабинете-студии, видя красное дерево и одновременно не видя его, и ощутила странную тревогу нереальности. Настоящему бреду предстояло прийти лишь сутки спустя, но я понимала, к чему идет дело: минувшие две недели не просто ощущались «рассеянными», как я неоднократно говорила другим людям, но и были наполнены предвестниками психоза.

Другим людям кажется, что такие сигналы в порядке вещей, – они и для меня не были чем-то необычным. Я была недовольна своей студией, поэтому навела порядок на столе и оклеила одну из стен контрастными обоями с золотыми пионами. Другие сигналы были важнее для моей концепции «Я» и относились к сфере экзистенциальных вопросов. Это служило более явным признаком дистресса. Я была не уверена в своих основных ценностях, поэтому перечитала книгу Даниэллы Лапорт «Живи с чувством. Как поставить цели, к которым лежит душа» и «открыла» свои «главные желаемые чувства». Вступив в контакт со своими «главными желаемыми чувствами», я старательно выписала их разноцветными маркерами LePen на расчерченном в таблицу листочке для органайзера Filofax. Инициировала работу с другом и «функциональной Музой», во время которой начала «душевное выяснение» своих отношений с сочинительством и искусством в целом, неоднократно возвращаясь к вопросу: «Что такое искусство и какова его функция?»

Если уж так подумать, то все это имело смысл – как имело смысл и что угодно другое. На прежние психотические эпизоды я реагировала, отчаянно создавая ритуалы или структуры, которые должны были каким-то образом сдерживать тревожность психотического распада, или «ослабление ассоциаций», по выражению Юджина Блейлера. Собирала составляющие своего сознания, которое начинало распадаться, в связное целое. Но анализ проблемы не решил. Так же как и новые разделители для органайзера Filofax или те пять блокнотов-планировщиков на 2014 год, которые я заказывала, начинала писать в них и бросала. Ритуал, как потом объяснила мне психотерапевт, помогает, но стопроцентным решением не является; никакого такого решения нет.

Синдром Котара был впервые описан в 1882 году доктором Жюлем Котаром, который назвал его «бред отрицания». С тех пор были документированы всего несколько случаев этого расстройства. Порой попадаются описания симптомов – например, история 53-летней филиппинки, недавно иммигрировавшей в Соединенные Штаты. Она «жаловалась, что умерла, воняет гниющей плотью и хочет, чтобы ее отвезли в морг, чтобы она могла быть вместе с мертвыми людьми». Все, что известно об этом расстройстве, опирается на мизерное число его случаев в разных странах мира и лучше всего изложено в обзорной статье 2011 года Ганса Дебрейне и соавторов в журнале Mind and Brain.

Ритуалы, то есть регулярные повторяющиеся действия, служат подспорьем в психотерапии, но стопроцентного эффекта не дают.

Синдром Котара – редкое бредовое расстройство, при котором больной считает, что он мертв.

Дебрейне и его коллеги предположили, что синдром Котара связан с синдромом Капгра, приступы которого у меня тоже случались. Оба вида бредовых расстройств редки и воздействуют на веретенообразную извилину и миндалину, обрабатывающие эмоции. Нормальные эмоции, которые я обычно испытываю, глядя на лицо близкого человека, в это время отсутствуют. Под влиянием бреда Котара человек не способен ощущать эмоции в отношении знакомых лиц. Считается, что при синдроме Капгра эта безэмоциональность подталкивает больного к выводу, что его близкие заменены двойниками, а при синдроме Котара – что сам больной мертв.

В журнале Scientific American Джеймс Берн пишет о синдроме Котара: «Каким бы комическим ни казался этот бред, он – явное проявление каких-то глубоко сидящих эмоциональных проблем или дисфункции мозга». Легкомысленное отношение к подобным бредовым расстройствам приводит к появлению броских заголовков, наподобие «Вторжения похитителей тел» и «Обратного синдрома зомби» – двух характерных для поп-журналистики, грубых ярлыков уровня малобюджетных ужастиков, имеющих мало общего с истинным ужасом любого из этих бредовых расстройств.

В десятой серии телесериала «Ганнибал», которая называется «Холодные закуски», убийцей оказывается молодая женщина. Доктор Лектер знакомит с синдромом Котара главного героя, Уилла, а следовательно, и зрителя: «Вы не думали о синдроме Котара? Это редкое бредовое расстройство, при котором человек верит, что он мертв… Даже самые близкие люди кажутся ему самозванцами». Убийца, которую зовут Джорджией, много лет страдала синдромом Котара и сорвала кожу с лица одной из своих жертв, предположительно для того, чтобы увидеть, кто скрывается за «маской». В какой-то момент, встретившись с ней, Уилл кричит: «Ты живая!» – но толку от этого нет.

В начале своего эпизода бреда Котара я среди ночи разбудила мужа. Дафни, наша собака, помесь той-спаниеля и дворняжки, шевельнулась и начала колотить хвостом по одеялам. Я уснула в своей студии, но теперь трясла мужа за плечо и плакала от радости.

– Я мертвая, – сообщила я ему, – и ты мертвый, и Дафни мертвая, но теперь я получила возможность начать все сначала. Ну, ты что, не понимаешь?! У меня есть второй шанс. Теперь я смогу все сделать лучше.

К. мягко проговорил:

– Мне кажется, что ты живая.

Но эти слова, разумеется, ничего не значили. Это было его мнение, а у меня была моя незыблемая уверенность. Я могу сколько угодно