— Не важно? Если она выяснит, кто сообщил капитану Поме, что она находилась в клинике в качестве пациента, проблем у нас будет выше крыши, а она только этого и хочет. Это же прямое нарушение статуса конфиденциальности.

— Я не могу указывать ему, что и когда говорить. Расследование ведут карабинеры.

— Не понимаю, что здесь происходит, Пауло. Во время интервью она рассказала о пациенте, которого направила к вам. — В голосе Бентона усталость и разочарование. — Не понимаю, почему вы ничего мне не сказали.

Фасады вытянувшихся вдоль канала домов приглушенных пастельных оттенков. Там, где штукатурка осыпалась, проступает кирпичная кладка. Лодка из полированного тика проходит под выгнутым каменным мостиком. Капитан стоит, и голова его едва не касается моста.

— Да, она направила ко мне одного пациента, Отто тоже о нем спрашивал. Вчера вечером я рассказал ему все, что знаю. По крайней мере все, что имею право сообщить.

— Могли бы и со мной поделиться.

— Вот и делюсь. Я бы в любом случае рассказал, даже если бы вы и не затронули эту тему. Я видел его несколько раз на протяжении трех-четырех недель. В прошлом ноябре.

— Он называет себя Сэндменом. Знакомо?

— Нет, о таком не слышал.

— По словам доктора Селф, так он подписывает электронные письма.

— Она позвонила мне в офис в прошлом октябре и попросила встретиться с этим человеком в Риме. Никаких писем она не представила. О том, что он называет себя Сэндменом, не упомянула. Он, приходя ко мне, Сэндменом себя не называл. Встречались мы, по-моему, дважды. В Риме. У меня нет информации, из которой следовало бы, что он кого-то убил. То же самое я и Отто сказал. Так что допустить вас к его файлу не могу и надеюсь, что вы это понимаете.

Доктор Марони поднимает графин и подливает вина в бокал. Солнце опускается в канал. Ветерок несет прохладу в открытое окно, и неприятный запах канала слабеет.

— Ну хоть какую-то информацию вы можете дать? — спрашивает Бентон. — Что-то из биографии? Физическое описание? Я знаю, что он воевал в Ираке, но больше ничего.

— Если бы и хотел, не мог бы. И записей у меня нет.

— То есть в них могла бы содержаться какая-то важная информация?

— Гипотетически.

— А вы не думаете, что надо бы проверить?

— У меня их нет, — повторяет доктор Марони.

— У вас их нет?

— Я имею в виду: у меня нет их в Риме, — говорит доктор Марони из тонущего города.

Несколькими часами позже. Бар «Кик’н’Хорс» в двадцати милях к северу от Чарльстона.

Марино сидит за столиком напротив Шэнди Снук. Оба едят чикен-стейк с бисквитом, соусом и гритсом. У Марино звонит сотовый. Он смотрит на дисплей.

— Кто? — спрашивает Шэнди, потягивая через соломинку «Кровавую Мэри».

— Ну почему они не могут оставить меня в покое?

— Надеюсь, это не то, что я думаю, — говорит Шэнди. — Черт, уже семь часов, и у нас ужин.

— Меня здесь нет.

Марино нажимает кнопку, делая вид, что звонок его нисколько не беспокоит. Телефон умолкает.

— Ага. — Она шумно высасывает остатки. — Никого нет дома.

В динамиках грохочет музыка, мигают неоновые огни рекламы «Будвайзера», под потолком медленно вращаются лопасти вентилятора. На стенах — седла и автографы, модели мотоциклов, керамические лошади и змеи украшают подоконники. За столами — байкеры. Еще больше их на веранде. Все пьют и едят — готовятся к концерту «Хед шоп бойз».

— Сукин сын! — бормочет Марино, глядя на сотовый и лежащую рядом гарнитуру «Bluetooth».

Не ответить невозможно. Это она. На дисплее высвечивается «номер не определен», но он знает, что это она. Увидела, должно быть, то, что у него на рабочем столе компьютера. Но почему так поздно? То, что ей потребовалось столько времени, удивляет его и раздражает. Но еще сильнее восторг — наконец-то поквитался. Он представляет, что доктор Селф хочет его так же, как Шэнди. Выматывает его так же, как Шэнди. За целую неделю — ни одной спокойной ночи.

— Я всегда говорю: «Мертвец мертвее не станет», верно? — подает голос Шэнди. — Пусть шефиня хоть раз сама обо всем позаботится.

Это она. Только Шэнди не знает. Думает, звонят из похоронного бюро. Марино тянется к бурбону, невольно кося глаз на телефон.

— Пусть хоть раз сама обо всем позаботится, — долдонит Шэнди. — Да пошла она в задницу!

Марино молчит и вертит в пальцах стакан. Напряжение нарастает. Он не ответил Скарпетте, не перезвонил, и теперь грудь сжимается от беспокойства. Марино думает о том, что сказала доктор Селф, и чувствует себя обманутым и униженным. Лицо горит. Большую часть последних двадцати лет Скарпетта вызывала у него ощущение собственной неполноценности, но, может быть, проблема в ней самой. Вот именно. Проблема в ней. Ей просто не нравятся мужики. Черт! И все эти годы она умышленно делала так, чтобы он думал, будто проблема в нем.

— Пусть сама обслужит последнего мертвяка. Ей все равно делать больше нечего, — нудит Шэнди.

— Ты совсем ее не знаешь. И что она делает, тоже не знаешь.

— О, я знаю о ней вполне достаточно. А вот ты будь осторожен. — Шэнди машет рукой, требуя еще выпивки. — Вечно ее защищаешь, а мне это уже на нервы действует. Не забудь, кто я в твоей жизни, а кто она.

— Ну да, мы же целую неделю вместе.

— Просто помни, малыш. Ты не на побегушках у нее. С какой стати? Получается, она только пальцами щелкнет, а ты прыгать должен? — Шэнди щелкает пальцами и смеется. — Давай! Скачи!

— Заткнись.

— Скачи! Скачи!

Она подается к нему через стол, дразня его тем, что под шелковой жилеткой.

Марино берет телефон, тянется за наушником.

— Хочешь правду? — Лифчика на Шэнди нет. — Обращается с тобой как с ничтожеством. Будто ты при ней секретарша, слуга, тряпка. Имей в виду: я не первая это сказала.

— Я никому не позволяю ноги об меня вытирать, — говорит он. — Так что еще посмотрим, кто тут ничтожество.

Марино думает о докторе Селф и представляет себя на экране телевизора.

Шэнди наклоняется, опускает руку под стол, и он видит все, что у нее под жилеткой. Ее пальцы ползут по его ноге.

— Не надо, — говорит он, томясь в ожидании, нервничая и злясь.

Через какое-то время байкеры начинают сновать туда-сюда под самыми разными предлогами, но каждого так и тянет заглянуть в вырез жилетки. Марино смотрит туда же и видит полные груди и уходящий вниз вырез. Шэнди дело знает, знает, как принять интересную позу в разговоре, чтобы собеседнику было чем заполнить воображение. От стойки к ним медленно идет здоровяк с громадным брюхом и цепью на поясе, к которой пристегнут бумажник. Направляясь в уборную, он задерживается у их столика, неспешно озирая открывающийся сверху вид. Марино начинает кипятиться.