– Только посмотрите, – говорил он, тыча пальцем себе в грудь, – эта обезьяна то и дело откалывает штуки. Конечности так скрутило ревматизмом, что они не желают нормально двигаться, – и с ухмылкой добавлял: – Обезьяна всегда норовит напроказить.

Его ноги были так слабы, что без посторонней помощи он почти не мог ходить. Он жил один, но всегда был весел и доволен. Мирскую жизнь он обличал безжалостно и резко. Святой занимал посетителей возвышенной беседой до позднего вечера. Он никогда не уставал говорить о Боге и Его славе. Все знали, что, оставаясь один, он писал карандашом имя «Рам», заполнив им множество тетрадей. На второй день к их компании примкнул молодой слепой садху, его привела ухаживающая за ним пожилая вдова. На вид садху было не больше двадцати двух лет, но из-за катаракты на обоих глазах он полностью ослеп. Доктор Уманатрао подошел к нему и, осмотрев его глаза, сказал, что несложная операция вернет ему зрение и он готов оказать ему эту услугу. Садху повернулся к нему и ответил: «Добрый друг, мне не нужно то, что вы предлагаете. Я полностью доволен судьбой, подаренной мне Богом. Зачем мне внешнее ненадежное зрение, если открыто внутреннее? Первое – это ловушка, и Бог из своей бесконечной милости вытащил меня из нее, чтобы внутреннее видение становилось все яснее и чище. Я счастлив и радостен, созерцая божественного владыку, живущего в сердцах у всех. Пусть и дальше Он позволяет мне быть в гармонии с Ним».

Пока он говорил, его погасшие глаза наполнились слезами и лицо просияло изумительным светом.

Три дня пролетели незаметно в благословенной компании этих святых. Перед отъездом из деревни они посетили храм Мукамбики, после чего вернулись в Кундапур. Прожив у Уманатрао еще две недели, Рамдас отправился назад в Мангалор. По пути он на два дня задержался в Удупи, где встретил К. Анандрао, чистой души человека, живущего уединенной жизнью аскета. Его общество доставило огромное удовольствие Рамдасу. Анандрао читал ему вслух избранные цитаты из изучаемых им философских трудов. По правде говоря, он напоил Рамдаса густым нектаром высших истин! Он был весь любовь и доброта. Здесь Рамдас не может не признаться, что все без исключения, включая членов семьи, которой он принадлежал в прежней жизни, проявляли к нему редкостную любовь и заботу.

Когда Рамдас был в Удупи, он пошел с другом на дальнюю прогулку к источнику и искупался в нем. На обратном пути они зашли в прославленный храм Кришны, основанный Шри Мадхавачарьей, великим религиозным реформатором Южной Индии.

Пробыв пару дней в Удупи, Рамдас направился в Мангалор, где тоже оставался недолгое время. П. Анандрао, его старший брат в прежней жизни, горел желанием забрать его в Казарагод, городок к югу от Мангалора, где он жил с семьей. По просьбе Рамдаса ему удалось найти для него маленькую комнату в только что отстроенной дарамшале[105] рядом с тремя храмами. К храмам примыкали два священных пруда, где он совершал утреннее омовение. Анандрао был очень добр и ласков с ним. Он усиленно хлопотал, снабжая его всем необходимым. Маленькая комната до отказа наполнилась предметами его нехитрого быта. Они состояли из мягкой циновки и расстеленной на ней оленьей шкуры, двух кусков оранжевой ткани из домотканого хлопка, двух ковриков для гостей, керосинового фонаря, деревенского зонтика из листьев банана, медного котелка для воды и нескольких религиозных книг. К стене над его сиденьем был прибит кусок картона, на котором жирными буквами на каннада была написана Рам-мантра. Рамдас перечисляет эти детали, так как странный эпизод, случившийся позднее, имел к ним непосредственное отношение. Его рацион состоял из молока, фруктов и пресного вареного риса.

Все первые дни вокруг дарамшалы собирались толпы посетителей, желавших увидеть его. Большинство их них были школьниками. Приходило и немало серьезных искателей. Вечером его часто звали на киртан-сборища, где исполнялись популярные религиозные песни великих индийских святых. В этих песнях содержится вся суть высокой философии индуизма. Их сюжет – преданность, знание и отречение. Их ясный призыв возвышает ум и наполняет его божественным пылом. Самые любимые народом гимны – Кабира[106] и Тукарама.[107] И действительно, их песни – редкие жемчужины духовной мысли, где слиты воедино совершенная мелодия, высокий дух и чистая эмоция.

Днем Рамдас был занят полезным делом – чтением «Рамаяны» Тулсидаса[108] на английском языке и ее пересказом на местном наречии посетителям, сгрудившимся в маленькой комнате. Они жадно впитывали духовный нектар бессмертного творения Тулсидаса.

Однажды к Рамдасу пришел молодой человек, сломленный отчаянием и безысходностью. Он поведал историю своих злоключений. Рамдас посоветовал ему читать Раммантру и заверил его, что все будет хорошо. После этого друг приходил к Рамдасу каждый день, и было видно, что он целиком отдался повторению имени Рама. Спустя несколько дней он пришел к Рамдасу в жизнерадостном настроении и сообщил, что неотвратимое бедствие, нависшее над ним, миновало его, не причинив ни малейшего ущерба. Слава, слава могущественному Имени! Несомненно, Имя Господа обладает такой силой, что прогоняет невежество, боль и несчастье, и поэтому святые всего мира никогда не уставали воспевать его.

Однажды утром к Рамдасу наведались два пожилых пенсионера и принялись по-свойски болтать о своих домашних неурядицах.

– Пора заново настилать крышу, – сообщил один другому, – я все обошел в поисках связок соломы, но так ничего и не купил, этих продавцов соломы редко встретишь. Не знаю, что теперь и делать.

– Это ерунда, – перебил второй, – у меня беда посерьезней. Обвалились ворота перед домом. Бесхозные буйволы свободно бродят по саду и топчут мои драгоценные посадки. Я изловил плотников для починки ворот, но они уплыли из моих рук, как угри. Я почти не сплю по ночам.

И так далее до бесконечности. Рамдас немного послушал, как они обмениваются волнующими признаниями о своих хозяйственных заботах, а потом решил, что он здесь явно лишний и они прекрасно обойдутся без третьего лица, не заинтересованного в их беседе. Посему он тихонько выскользнул из комнаты и быстрым широким шагом направился к вершине холма в окрестностях города. Хорошо прогулявшись с часок, он вернулся обратно. Где же птички? Они упорхнули – комната была пуста. Однако они появились вновь тем же вечером и стали просить прощения, что позволили себе бестактность – обсуждать свои личные дела в его присутствии, в его святом уединении.