— А что я должен был видеть? — сердитым шепотом спросил Сергей.

— Две папочки на столе перед рецензентом. Красненькую и синенькую.

— Да я и не смотрел на нее, — признался Саблин. — Чего мне на нее смотреть? Что я, баб не видел?

— Таких — нет, — заверил его танатолог. — У нее были подготовлены две рецензии, одна в красной папочке, другая — в синей. Одна на СВС, вторая — на асфиксию. Они ж предусмотрительные, суки, что Главный педиатр, что ребята в аппарате департамента. Сначала они подготовили рецензию и, соответственно, решение на СВС, потому что таков был мой первоначальный диагноз, а потом, когда узнали, что на конференцию придет гистолог, на всякий случай подстраховались и наваляли бумажку на асфиксию. Вот эта рецензентша и прикидывала всю дорогу, пока ты выступал, с какой папочкой ей на трибуну выходить. Сначала-то она все бумажки в синей папке листала да на тебя поглядывала, а как только поняла, что СВС никак не прокатит, синюю папочку закрыла, а красную открыла. С ней и на трибуну пошла.

— Да не может быть! — не поверил Сергей.

Филимонов пожал плечами:

— Чего не может-то? В нашей стране все может быть. А уж у нас в Северогорске — и подавно. Да ты посмотри на нашу разлюбезную Чернову, вон перед ней тоже две папочки лежат, одна красная, другая синяя. Тоже два решения. Видно, у них в секретариате папки только двух цветов закупили.

Сергей напряг зрение, прищурился — давно пора начинать носить очки, а то с этой работой скоро ослепнешь! — и всмотрелся в то, что лежало на поверхности длинного стола, за которым восседали председательствующая на конференции врач, рецензент и ведущий протокол секретарь. Перед Черновой действительно маячили два пятна — красное и синее. И точно такое же синее пятно виднелось на том месте стола, где сидела вышедшая на трибуну рецензент. Неужели Филимонов прав? Какая мерзость! Какая подлость по отношению и к умершему ребенку, и ко всем детишкам, которым еще предстоит умереть от врачебной халатности, и по отношению к экспертам, которые тратят силы и здоровье на то, чтобы установить истину. Нет, война. Только война. Но Виталик-то каков!

— Ты, я смотрю, в аппаратных игрищах здорово поднаторел, — ехидно заметил Сергей. — Сечешь поляну с полувзгляда. Ты бы лучше на вскрытии научился так внимательно смотреть и выводы делать. А еще лучше — применил бы свою наблюдательность в гистологии и освоил хотя бы минимум необходимых знаний.

— А ты у нас на что? — довольно хохотнул Филимонов.

— Ага, на чужом горбу собираешься в рай въезжать, — пробурчал Саблин. — Не понимаю я, Виталий, неужели тебе все равно? Ведь опровергают твой диагноз. ТВОЙ! А ты сидишь и не чешешься.

— Да больно надо! — фыркнул эксперт-танатолог. — Пусть принимают любое решение, какое им понравится. Мне-то что? Я акт судебно-медицинского исследования закончил, свидетельство о смерти выписал, в свидетельстве указал в качестве диагноза ОРВИ. Свидетельство передано в ЗАГС для регистрации смерти. Что может измениться? Какое бы решение они ни приняли сейчас, в документах все равно останется ОРВИ. Ты же понимаешь, для того, чтобы изменить запись в учетных документах ЗАГС, необходимо судебное решение. А суд свое решение вынесет только на основании комиссионной судебно-медицинской экспертизы. Ты представляешь, сколько это возни? Ну и кому надо всем этим заниматься?

Пока они обменивались репликами, председательствующая спросила, будут ли у кого-нибудь из присутствующих какие-либо свои мнения и нет ли желающих выступить? Естественно, желающих не нашлось. Видимо, разноцветные папочки были среди этой публики далеко не в новинку, все умели их видеть и понимать суть происходящего. Чернова открыла красную папочку и сказала, что сейчас зачитает решение клинико-анатомической конференции. Саблин обвел глазами зал. Стыдно никому не было. Какое может быть решение, вынутое из принесенной заранее папки? Почему оно было готово заранее? А если нет, то когда его успели подготовить, если секретарь из-за стола не вставала и вообще ничего, кроме собственно протокола, не писала? Позорище! Цирковое представление для идиотов!

— …смерть ребенка, скорее всего, наступила от механической асфиксии при закрытии отверстия рта и носа, то есть при «присыпании»… С данным решением клинико-анатомической конференции согласились все ее участники, — быстро и напористо читала по бумажке заместитель главного врача детской больницы.

Саблин вскинул руку и, не дожидаясь, пока ему предоставят слово, выкрикнул с места:

— А Баба-яга против!

Лицо Черновой покрылось красными пятнами, глаза метали молнии.

— Сергей Михайлович, здесь вам не детский сад. Что вы имеете добавить?

Сергей поднялся.

— Да, здесь действительно не детский сад, а ясли для несмышленышей, — усмехнулся он. — Вы хоть понимаете, что творите? Ладно, вы не согласны с моим диагнозом — имеете право выставить другой. Но вы же прямо обвиняете меня в уголовном преступлении. И как я должен на это реагировать? Естественно, я против. И решение ваше подписывать не намерен.

— Объяснитесь, будьте любезны, — потребовала Чернова.

— А вам нужно еще и объяснять подобные вещи? — Саблин, как умел, изобразил искреннее удивление. — Вы разве не знаете, что асфиксия считается разновидностью насильственной смерти? Не можете не знать, иначе грош вам цена как педиатру. Итак, вы принимаете решение о том, что в смерти ребенка виновата мать. Имеет место криминал. А глупый гистолог Саблин решил этот криминал прикрыть, закамуфлировать и придумал целую историю с вирусами, инфекциями, интоксикацией, он даже не пожалел усилий и написал в своем заключении умные слова про клетки по типу «совиного глаза» и клетки-«чернушки», а также про прочие тонкости. Зачем Саблин это сделал? А ему взятку дали. То есть он мало того что дал заведомо ложное заключение эксперта, что само по себе дело подсудное, так еще и взяточником оказался. И пойду я отсюда прямо по этапу. А вы, счастливые и довольные, потирая ручонки, разойдетесь по домам кофий кушать с конфетками. Так вот, господа хорошие, уважаемые коллеги! Ставлю вас в известность прямо здесь и прямо сейчас: я это решение подписывать отказываюсь, а если у меня начнутся проблемы с прокуратурой из-за этого случая, я перечислю всех, кто здесь сидит, в качестве свидетелей того, что произошло на самом деле. И пусть вас вызывают, пусть треплют вам нервы, берут с вас объяснения, грозят ответственностью за дачу ложных показаний. В общем, массу приятно проведенных часов и дней я вам гарантирую. И не говорите потом, что я не предупреждал вас и действовал исподтишка.

Он решительно протолкался через ноги сидящих в третьем ряду врачей и вышел из конференц-зала, не сказав больше ни слова. Филимонов потянулся за ним. Он тоже не стал подписывать решение.

— Ну и чего скажешь? — спросил Виталий, когда они, одевшись в гардеробе, вышли на улицу. — Победа это или поражение?

— С одной стороны, победа, конечно, — улыбнулся Саблин. — Все-таки они не посмели впарить в решение СВС. И это уже первый шаг.

— Но с другой стороны, они же и на ОРВИ не согласились, — заметил Филимонов. — Значит, мы на своем настоять не смогли. И нам с тобой придется считать это поражением.