сих пор противятся всякому улучшению методов производства. Предпринимателям и капиталистам приходится, преодолевая пассивность и сопротивление рабочих, создавать систему производства, которая делает жизнь масс более комфортной.

В нестесненном рыночном обществе, продолжают сторонники аристократии, господствует тенденция к уменьшению неравенства доходов. В то время как простые люди становятся более зажиточными, преуспевшим предпринимателям редко удается достичь богатства, намного превосходящего средний уровень. Действительно богатых людей настолько мало, что их совокупное потребление слишком незначительно, чтобы оказывать какое-либо влияние на рынок. Члены верхнего среднего класса живут намного лучше среднего человека, но их спрос также имеет небольшое значение для рынка. Они живут в большем комфорте, чем большинство сограждан, но они недостаточно богаты, чтобы позволить себе радикально иной стиль жизни. Их одежда дороже, чем у большинства, но, в принципе, она такая же и следует той же моде. Их ванные комнаты и автомобили более элегантны, но сути дела это не меняет. Прежнее неравенство свелось к мелким отличиям орнаментального характера. Различие между частной жизнью современного предпринимателя или управляющего и жизнью их подчиненных намного меньше, чем существовавшее в прежние века различие между образом жизни феодальных властителей и крепостных.

В глазах сторонников аристократии достойно сожаления, что в результате этого продвижения к равенству и повышения уровня жизни масс последние играют все более активную роль в интеллектуальной и политической жизни. Они не только устанавливают художественные и литературные стандарты, но доминируют еще и в политике. Сегодня они располагают достатком и досугом, что дает им возможность играть решающую роль в общественных вопросах. Но они слишком недалеки, чтобы понимать смысл политики. Они оценивают все экономические проблемы в соответствии со своим положением в производственном процессе. Для них предприниматели и капиталисты, и даже большинство менеджеров, – это просто бездельники, которых может заменить «любой, умеющий читать и писать»[55]. Массы исполнены зависти и обиды; они хотели бы конфисковать собственность предпринимателей и капиталистов, вина которых лишь в том, что они слишком хорошо служили интересам масс. Они совершенно неспособны видеть отдаленные последствия предлагаемых ими мер и поэтому разрушают источник собственного благополучия. Демократии ведут самоубийственную политику. Взбудораженные толпы требуют действий, которые противоречат интересам всего общества, в том числе их собственным. Они избирают в парламент коррумпированных демагогов, авантюристов и шарлатанов, расхваливающих идиотские панацеи. Демократия привела к восстанию внутренних варваров против разума, ответственной политики и цивилизации. Во многих европейских странах массы привели к власти диктаторов. Очень скоро они могут достичь успеха и в Америке. Грандиозный эксперимент с либерализмом и демократией явно идет к самоликвидации. Он породил наихудшую мыслимую тиранию.

Радикальная реформа необходима не только для элиты, но и для спасения цивилизации и для блага самих масс. Доходы пролетариев, говорят сторонники аристократической революции, должны быть понижены; их труд следует сделать более тяжелым и однообразным. Рабочий должен так изматываться на работе, чтобы у него не оставалось сил на опасные мысли и действия. Его следует лишить права голоса. Политическую власть нужно закрепить за высшими классами. Тогда население станет безвредным. Люди будут крепостными, но при этом будут счастливы, услужливы и благодарны. Массы нуждаются в том, чтобы их жестко контролировали. Стоит дать им волю, как они становятся легкой добычей негодяев, рвущихся к диктатуре. Ради их же спасения необходима олигархическая, патерналистская власть лучших, элиты, аристократии.

Эти идеи многие из наших современников извлекли, под влиянием исторического опыта последних десятилетий, из произведений Бёрка, Достоевского, Ницше, Парето и Михельса. Выбор, говорят они, заключается лишь между тиранией ничтожеств и великодушной властью королей и аристократов. История не знает устойчивых демократических систем. Античные и средневековые республики не были настоящими демократиями: народные массы – рабы и метеки{68} – никогда не принимали участия в управлении государством. Впрочем, и эти республики попали под власть демагогов и пришли в упадок. Если уж правления Великого Инквизитора{69} не избежать, пусть лучше им будет римский кардинал, принц из дома Бурбонов или английский лорд, но не садистический авантюрист низкого происхождения.

Слабое место этого рассуждения в том, что здесь сильно преувеличивается роль низших слоев общества в развитии событий, которые привели к нынешней пагубной политике. Парадоксально предположение, что массы, которых друзья олигархии описывают как низкий сброд, сумели одолеть высшие классы, элиту предпринимателей, капиталистов и интеллектуалов и навязали им свое собственное умонастроение.

Кто несет ответственность за прискорбные события последних десятилетий? Может быть, это низшие классы, пролетарии, разработали новые доктрины? Вовсе нет. Ни один пролетарий не внес никакого вклада в антилиберальные теории. В корнях генеалогического древа современного социализма мы встречаем имя развращенного отпрыска одной из самых видных аристократических семей королевской Франции{70}. Почти все отцы социализма были членами верхнего среднего класса или образованными представителями свободных профессий. Бельгиец Анри де Ман, некогда радикальный социалист левого толка, ставший ныне не менее радикальным национал-социалистом, совершенно верно отмечает: «Если воспользоваться ошибочной марксистской терминологией, привязывающей каждую идеологию к какому-либо классу, то придется сказать, что социалистические и даже марксистские доктрины имеют буржуазное происхождение»[56]. Ни национализм, ни интервенционизм не являются порождением «низов». Это изобретение людей благополучных.

Огромный успех этих доктрин, наносящих ущерб делу мирного общественного сотрудничества, а ныне сотрясающих основы нашей цивилизации, не имеет никакого отношения к активности низших классов. И уж определенно нет никакой вины на рабочих и фермерах. Авторами этих разрушительных идей были члены высших классов. Интеллектуалы не позаимствовали эти идеологии у низов, а, напротив, обратили их в эту веру. И если считать доминирование современных учений доказательством интеллектуального упадка, это никак не доказывает того, что высшие классы были покорены низами. Это доказывает лишь упадок интеллектуалов и буржуазии. Массы, именно в силу своей интеллектуальной серости и пассивности, никогда не создавали новых идеологий. Это всегда было прерогативой элиты.

Печальная правда состоит в том, что мы столкнулись с вырождением всего общества, а не каких-то его слоев или сегментов.

Когда либералы рекомендуют демократическое правление как единственное средство поддержания мира внутри страны и на международной арене, они, вопреки утверждениям некоторых критиков демократии, не оправдывают правления посредственностей, грубиянов, тупиц или отечественных варваров. Они стали сторонниками либерализма и демократии именно потому, что желают видеть в правительстве людей, наиболее подготовленных для этой задачи. Они полагают, что кандидаты, лучше всех подходящие для того, чтобы занять властные кабинеты, должны доказать свои способности, убедив своих сограждан, чтобы те добровольно доверили им управление государством. Они не сторонники воинственной идеи, разделяемой всеми социалистами, что доказательством квалификации является захват власти с помощью насилия или обмана. Ни один правитель, лишенный дара убеждать, не