же образом отплачено было парижанам за все страдания и преданность, каковую по-прежнему питали равно к нему, так и к его отцу, он же все вышесказанное не ставил даже в грош, и одному Богу ведомо, сколь оказался неблагодарен. Сын же отличался порочностью, ибо то, что ранее делалось за четверть года, затягивал на два или даже три года, и по всему выходило, что смерть отца его ничуть не заботит, ибо доподлинно было известно, что он дает волю своим порокам равно днями и ночами, как то было привычно герцогу Орлеанскому, и прочим иным сеньорам, принявшим позорную смерть, и взял себе в приятели молодых дворян, известных своей неистовостью и гордыней, и во всем поступал в согласии с их советом, они же во всем подражали ему и всей сказанной компании не помышляли о Боге и ни о чем ином, кроме исполнения собственных прихотей.

332. Далее, в сказанное же время от должности парижского прево отстранен был вышеназванный Ле Верра, и на его место был назначен бальи Вермандуа, по имени де Шамплюизан[1001].

333. Далее, король английский провел Рождество, Богоявление и Великий пост, по-прежнему обретаясь в окрестностях Мо.

334. Далее, на II день марта-месяца, тысяча IIIIc и XXII года, сеньор д’Оффемон[1002] пожелал привести подкрепление к арманьякам, засевшими в Мо, заради чего подошел [к городу] около полуночи, в сопровождении ста копейщиков, зная, каковым образом легче всего пробраться в город, преодолев крепостную стену. Арманьяки же, бывшие внутри, приставили к стенам лестницы, дабы таковым образом облегчить сеньору д’Оффемон вкупе с его людьми подъем на стены, и сказанные лестницы покрыли сверху полотном, дабы стражникам в лагере казалось, будто стены в сказанном месте белы сами по себе, и стражники поддались на сказанную уловку. Когда же бывшие внутри увидели, что стража миновала сказанное место, и продолжила обход, они дали знак, каковой значил, что пришло время подняться на стену, те же поднялись по лестницам, стоявшим весьма тесно одна подле другой.

335. Далее, половина людей, бывших в подчинении у сказанного д’Оффемона, принялись красться к [английскому] войску, дабы встревожить его ото сна, полагая, что когда таковой д’Оффемон поднимется на стену вместе со второй половиной своих людей, городской гарнизон совершит вылазку, дабы их поддержать, но случилось иначе. Ибо когда сказанный сеньор поднимался на стену, впереди него на лестнице оказались четверо или пятеро мародеров, также поднимавшихся на стену, при том что у одного из них на шее висели объемистые мешки, доверху забитые копченой сельдью, каковую сказанный грабитель ранее отнял у одного торговца. Когда же он почти достиг вершины лестницы, один из таковых мешков сорвался вниз, и тяжестью своей пришелся по голове сказанному сеньору д’Оффемону, от какового удара тот сорвался в ров. Когда же его люди узнали о произошедшем, то принялись говорить один другому «Следует помочь монсеньору! Увы! Монсеньор сорвался вниз!» Английские же латники, из простых, каковые несли стражу на кромке рва, полагали вначале что сказанные разговоры ведет кто-то из их же лагеря, однако услышав слова «Следует помочь монсеньору!», преисполнились удивления, ибо знали, что среди тех, кому выпало той ночью нести стражу, не было ни единого дворянина подобного ранга[1003], и посему решили, что бывшие в городе совершили вылазку, дабы их атаковать. Посему они изначально пожелали отступить назад, чтобы предупредить войско, однако, ввиду того, что время уже перевалило за полночь, и они весьма устали от ночного бдения, по случаю, наткнулись прямо на лестницы. Там же, услышав, как те сокрушаются по своему сеньору, сказали «Монсеньор, черт побери, скоро вас всех потеряет, вы же все передохнете[1004]». После чего подняли тревогу, по каковой причине арманьяки перепугались настолько, что все кто мог, пустился наутек, сказанный же сеньор угодил в руки главного повара, каковой состоял при королевской кухне, с ним же вместе в в плену оказались X или же XII других, каковых и доставили к королю английскому[1005].

336. Далее, бывшие в городе осведомлены были о том, что траншея[1006], вырытая по приказу короля английского, близка была к завершению, и более того, в день каковой настал после пленения сира д’Оффремона и бывших с ним, прознав о том, что большая часть населения настроена против них и поднялась бы, ежели к тому у них была бы возможность и решимость[1007]. Посему они сговорились между собой, что спрячут свое имущество и все запасы на Рынке[1008], каковой весьма сильно был укреплен, после чего подожгут город, уничтожив таковым образом всех, не принадлежавших к их проклятой банде[1009], после чего принялись сносить имущество на сказанный Рынок, и приложили к тому столько стараний, что напрочь позабыли и оставили без внимания городские стены. Посему некий добрый горожанин, человек весьма уважаемый, увидев, к чему идет все дело, подумал про себя, что ему следует спасти город от огня, ежели к тому представится возможность[1010], после чего поднялся на стену и поведал англичанам об их намерениях, а также о том, что ежели им случиться ныне со всей доблестью пойти на штурм, никто не станет чинить им препятствий. Они же приставили для него [к стене] лестницу, и он, спустившись, отведен был к королю английскому, и ему сказал, что готов рискнуть головой, ежели дело обстоит по-иному чем то указано было выше. Посему король приказал начать штурм, и город был взят без всякого тому противодействия. Когда же бывшие в городе оправились от первой неожиданности, то ударились в бегство, желая скрыться в ближайшей церкви, каковая им попадалась на пути, дабы таким образом спасти свою жизнь. Король же, видя таковое среди них замешательство, приказал объявить, дабы каждый отправлялся к себе домой и возвращался к привычным для себя занятиям. Они же повиновались таковому приказу, после чего сказанный король английский подступил с осадой к городскому Рынку.

337. Далее, в сказанное же время, в замке Орсэ[1011] обретались XX или же XXX головорезов, каковые на VI день апреля месяца заняли Мелёнский мост[1012] и городскую крепость, их же возглавлял капитан родом из Этампа[1013]. Посему в сказанном же тысяча IIIIc и XXII году, все цены в Париже поднялись на головокружительную высоту, ибо в сказанное время припасы подвозили единственно из Руана[1014], ежели [для купцов] была возможность двигаться через сказанный город, как на пути в Париж, так и по возвращении[1015], каковые события повергли парижан в