Но еще до поездки в Швейцарию, как вспоминала Альдона, Дзержинский приезжает в Германию. В Берлине он впервые познакомился с руководителями СДКПиЛ — известными революционерами Розой Люксембург, Юлианом Мархлевским, Адольфом Варским и Яном Тышкой. Все они станут его верными товарищами и друзьями по революционной борьбе, а портрет Розы Люксембург будет до самой его смерти находиться в личном кабинете на Лубянке.

1–4 (14–17) августа 1902 г. в Берлине Дзержинский участвует в работе конференции СДКПиЛ, где он был избран в состав Заграничного комитета в качестве секретаря. На конференции было принято решение об издании нелегального печатного органа партии под названием, предложенным Дзержинским: «Червоны штандар» («Красное знамя»). В первом же номере газеты был помещен рассказ Дзержинского «Побег», в котором он излагал обстоятельства своего второго побега из ссылки. В дальнейшем предполагалось деятельное участие Дзержинского в издании и распространении этого печатного органа.

В конференции участвовали, помимо вышеперечисленных лиц, Я. С. Ганецкий и представитель краевой организации СДКПиЛ И. С. Уншлихт. «Все мы впервые встретились тогда с Дзержинским. Он пленил нас своей преданностью, кипучей энергией, революционным пламенем. После заседания мы беседовали до глубокой ночи. Он обнаружил прекрасное знание психологии рабочих масс, интеллигенции. Последней мало доверял», — вспоминал Ганецкий[396]. Это будет их первая встреча. В дальнейшем их жизненные пути еще не раз будут пересекаться, а Уншлихт даже станет родственником Дзержинского. Они будут женаты на двоюродных сестрах.

Вскоре после конференции Феликс выезжает с целью поправки здоровья в Швейцарию. Это не была его инициатива. Всячески советовало это ему сделать руководство партии, видя с одной стороны состояние здоровья Дзержинского, а с другой испытывая его постоянные нападки на конференции, где молодой Дзержинский подверг критике руководство партии за пассивность революционной работы на российской территории и сосредоточенность на заграничных делах: «Я ополчился против бездействия партии в Польше», — вспоминал позднее Дзержинский[397]. Вновь, как в начале своего революционного пути, он мешал руководству своей чрезмерной активностью.

Примерно 10 августа (23 августа) 1902 г. он приезжает в Женеву. Здесь в Женеве он встретился с Марией Войткевич-Кржижановской, бывшей участницей гимназического кружка, которым он в далеком 1894 г. руководил. «Он был болен туберкулезом и считал, что его дни сочтены. Изнуренный, ссутулившийся, с пересохшими от лихорадки губами, он вовсе не думал о том, чтобы беречь себя… Однажды в стакан, из которого он только что пил, я налила себе молока (у меня был только один стакан). Он с возмущением вырвал стакан из рук. — Мне приходится умирать, — сказал он, подчеркивая слово «приходится», — а вам-то жить!», — вспоминала она[398]. Здесь же в Швейцарии он посещает в туберкулезном санатории Юлию Гольдман.

В Швейцарии Дзержинский много путешествует, перемещаясь из одного города в другой. Из швейцарского города Лейзена, где проживала Гольдман, 13 августа он пишет письмо Альдоне, в котором с теплотой вспоминает недолгое время, которое пробыл среди ее семьи. Он просил поцеловать от его имени детей, «от дяди, который не любил, чтобы ему целовали руки», и выслать их фотографии[399]. Здесь же в Швейцарии Дзержинский встретил свое двадцатипятилетие. В сентябре он вновь уже в окрестностях Женевы.

В Швейцарии Дзержинскому доктора пытались улучшить здоровье, в первую очередь решить проблему туберкулеза, для лечения которого горный воздух считался полезным. Учитывая состояние здоровья Дзержинского, вскоре его направили лечиться в австрийскую Польшу в Закопане[400], в санаторий для студентов «Братская помощь». Здесь он пробыл более двух месяцев: с ноября по декабрь 1902 г. Его товарищ по революционной борьбе Б. Кошутский вспоминал позднее: «Узнав, что у Феликса больные легкие и ему угрожает туберкулез, я связался с ним через Юлиана Мархлевского, предложив приехать в Закопане для лечения и отдыха. В то время я был ассистентом в санатории «Братской помощи»[401] для студентов в Закопане. Использовав свое положение, я записал Феликса в санаторий как учащегося зубоврачебного училища, под именем Юзефа Доманского. Имя Юзеф осталось у Феликса навсегда как его основная партийная кличка. После приезда Феликса в Закопане мы вместе с главным врачом санатория Жухонем подвергли его медицинскому обследованию и установили, что состояние его легких не вызывает опасений за жизнь… У молодежи в санатории Феликс пользовался большой симпатией. Пробыл он там всего два или три месяца»[402]. Отметим, что фамилию Доманского и паспорт на нее Дзержинский в дальнейшем часто использовал для нелегальных поездок…

Помимо лечения Феликс Дзержинский в Закопане увлеченно собирал для последующего издания революционные стихи и песни. По этому поводу он даже писал в Париж известной польской социалистке Ванде-Цезарине Войнаровской[403], прося ее прислать революционные песни французских рабочих. Впоследствии сборник Дзержинского под заглавием «Песни борьбы и труда» вышел на польском языке в 1905 г.[404] В этом же письме Цезарине Войнаровской он писал, что хотел бы как можно скорее вернуться в Польшу на подпольную работу и отдать борьбе за дело социализма «уже последние свои силы»[405]. Таким образом очевидно, что затянувшееся лечение все больше тяготило Дзержинского.

14 декабря 1902 г. Феликс Дзержинский писал сестре Альдоне: «Уезжаю из Закопане. Два месяца лечения значительно мне помогли, я поправился, меньше кашляю, отдохнул. Тянет меня в город, могу и в Кракове за эти самые деньги жить хорошо. Теперь зима, а климат там нездоровый только летом и весной, пропитание же дешевле, нежели здесь, в Закопане, даже в «Братской помощи». 30 и 31 еду в Краков, однако письма прошу писать в Закопане, как до сих пор, пока не пришлю новый адрес…»[406].