сейчас неважно. — Он совершенно спокойно кивнул. — Хотел вкратце объяснить, как действует якорь. Книга просто была тем самым якорем. Но у нас нет времени, чтоб тратить его на пустые разговоры. Так…Значит, смотри, в чем наша главная задача. Здесь, в этом времени, в этом месте, среди этих дебильных пионеров есть один…или одна…В общем…Кто-то их этих детишек является создателем псиоников. Мы должны понять, кто именно.

Богомол замолчал, глядя на меня с серьезным лицом. Я тоже молчал и тоже глядел, но при этом думал, а если сошедшего с ума псионика ударить по башке, сильно ударить, он придёт в себя или его мозг окончательно превратился в желе? Потому что Богомол однозначно безумен. Как такое возможно? При чем тут дети? Мы с Фокиной нашли старый дневник ученого. Старый! Соответственно, эксперимент по созданию псиоников начался гораздо раньше.

— Мы должны найти того самого подростка и убить его. — С улыбкой на лице закончил Богомол свою речь.

Глава 17

— Так…– Протянул Константин Викторович, а затем обвёл всех нас суровым, очень суровым взглядом.

Его взгляд был настолько суров, что мимо пролетающая птица резко напряглась и едва не усандалилась в дерево. Вот насколько Прилизанный старался произвести на нас соответсвующее ситуации впечатление. Видимо, мысль о том, что мы останемся в лагере, предоставленные сами себе, не давала вожатому покоя.

— Готовьте обед. Следите за порядком. И знамя! Берегите, как зеницу ока! Мы хорошо лагерь устроили. Они нас не найдут. — Константин Викторович с довольным выражением лица потер ладони, потом снова посмотрел на нас и поморщился, как от зубной боли. — Если вы…

Начал было вожатый очередной виток поучительных наставлений, которые больше напоминали откровенную угрозу, но его вдруг перебила Елена Сергеевна:

— Думаю, будет разумно, если я, как мы и говорили ранее, останусь с детьми.

Я, Фокина и Богомол переглянулись. Мишин, Селедка и Ряскин тоже, но по другой причине.

Васю, к примеру, как впрочем и Антона с Тупикиной волновал тот факт, что Леночка будет нам сильно мешать. Ее присутствие может поставить крест на глобальных планах Ряскина захватить знамя «синих» и тем самым прервать их участие в «Зарнице» нашей безоговорочной победой. Антон с этой идеей носился со вчерашнего дня, как курица с яйцом. Он уже видел себя на торжественной линейке, рядом видел Гоблина, и Гоблин ему не менее торжественно вручал грамоту. На этих грамотах, конечно, они тут просто двинутые.

Естественно, сразу, едва мы вернулись в лагерь после брождения по лесу и спасения потеряшек, Антон рассказал о своей «находке» и Селедке, и Толстяку. Богомолу не рассказывал, однако тот сам пристроился рядышком и с умным видом «ухал», как филин, Ряскину в ухо. Видимо, так он выражал восторг от придуманного Антоном плана. Хотя по мне план вовсе даже не был планом. Выглядел он следующим образом. Мы просто пойдём в лагерь противника и заберем их флаг. В этой схеме Антон почему-то отказывался учитывать тот факт, что противник как бы тоже не идиот. У них по-любому в лагере останутся кашевары и те, кто будет присматривать за знаменем. У меня есть ощущение, наша попытка выиграть «Зарницу» одним махом, встретит сопротивление.

Я все время, пока шло обсуждение, для которого мы собрались возле палатки, постоянно косился на неадеквата. Он снова гримасничал, издавая иной раз настолько странные звуки, что оставалось только диву даваться, как у него это получается. Просто, если честно, поражала его способность играть эту роль идиота. Особенно теперь, когда я знаю, кто он.

Я, Фокина и Богомол переглянулись по другой причине. И причина эта звучала несколько…скажем так…странно. Если остальным членам нашей компании Елена Сергеевна помешает совершить вылазку в лагерь врага. То конкретно мне, Маше и неадеквату вожатая своим присутствием не даст угандошить кого-то из тех, кого надо угандошить.

— Чего нам надо сделать⁈ — Переспросила Маша, когда я утром, дождавшись подъема, выцепил ее среди девчонок и утащил в сторону.

— Убить пионера. — Повторил я, как попугай. — Ты только не ори. А то на весь лагерь голосишь. Проще сразу выйти и сделать объявление.

— Ну, ты понимаешь, что это бред? — Фокина оглянулась по сторонам, а потом наклонилась ближе, чтоб на самом деле, не дай бог, никто не услышал нашего разговора. Потому что даже не могу представить реакцию, если всё-таки услышат.

— Дневник, который мы нашли, старый. Очень старый. Ему, может, и не сто лет, но двадцать-тридцать точно. И лежал он в таком же старом блиндаже. Оружие, которое оттуда вытащили военные, относится ко временам Великой Отечественной войны. Понимаешь? Я, конечно, не утверждаю, что это вещи взаимосвязанные, но хрен его знает. Мне в тюрьме нечего было делать. Я много читала. Сам знаешь, этот период в учебниках и научных трудах освещен мало. Его будто постарались прикрыть от лишних глаз. Вернее, вообще ото всех глаз. Но о войне информация все равно имеется. И вот я видела сведения, будто немцы занимались различными разработками, связанными со всяческими эзотерическими направлениями и созданием особенных людей. Насколько это правдиво, сказать не могу. Но знаешь, как здесь говорят? Дыма без огня не бывает. А что, если в Советском Союзе делали нечто подобное?

— Да я понимаю, о чем ты говоришь. — Мне тоже пришлось придвинуться ближе к Фокиной. — Но Богомол уверяет, будто псиоников еще не существует. А создаст их, как вид, один из пионеров, которые сейчас находятся в лагере.

— Хорошо, черт с ним. Но убивать зачем? Сам подумай. Если мы это сделаем, то…– Фокина, замолчав, уставилась мне прямо в глаза.

— То псионики не появятся. — Закончил я фразу вместо Маши.

— Отлично! — Девчонка выпрямилась и всплеснула руками. — Просто отлично! А с нами тогда что будет, не понимаю. По логике вещей, раз псиоников никто не придумает, то мы тогда как? С нами что?

— Откуда я знаю! Я тебе что, долбаный умник из ученых? Сам ни черта не понимаю. И еще этот тип сказал очень странную фразу…Мол, я бы тоже так мог, как он. Если бы сильнее напрягался.

— Так…И что такого может этот мудак? — Маша нахмурилась. Она, видимо, реально еще не догоняла, о чем идет речь.

— Голову включи. Просто включи, блин, голову. Ему не нужно тело.

Фокина даже отшатнулась от меня с выражением священного ужаса на лице. Так ее проняло от моих слов.