— Ну еще бы! Многие его просто обожают. Софи усмехнулась.

— Ирония судьбы!

Я купил двух кобылок-трехлеток для клиента из Италии. Вик угрюмо следил за мной с противоположного конца арены.

— Вот когда он так на тебя смотрит, — заметила Софи, — он совсем не кажется приятным.

Я повел ее в бар погреться и выпить кофе. Мне только сейчас пришло в голову, что, может, зря я притащил Софи в Аскот. Мне показалось, что Вик обратил на Софи не меньше внимания, чем на то, что я покупал. Может, он уже обдумывает, как добраться до меня через нее?

— В чем дело? — спросила Софи. — Что это ты вдруг притих?

— Пончик хочешь?

— Да, пожалуйста.

Мы жевали пончики, пили кофе, я просматривал каталог и делал заметки на полях по поводу тех лошадей, которых мы видели.

— И что, вот так весь день? — спросила Софи.

— Соскучилась?

— Нет... И что, ты каждый день так проводишь?

— В дни аукционов — да. В другие дни заключаю частные сделки, или езжу на скачки, или вожусь с транспортом и страховками. С прошлой недели мне и кашлянуть некогда.

Я рассказал ей про Уилтона Янга и мой внезапно разросшийся бизнес.

— А что, неужели в Англии продается так много лошадей? — недоверчиво спросила Софи. — Никогда бы не подумала, что так много людей может этим кормиться...

— Ну... В одной только Британии сейчас около семнадцати тысяч чистокровных племенных кобыл. Теоретически кобыла может приносить по жеребенку в год, но иногда они остаются холостыми, иногда жеребята гибнут. Так что каждый год на рынок поступает около девяти тысяч новых жеребят-годовичков. Кроме того, имеется около двадцати тысяч лошадей, которых тренируют для гладких скачек, и бог весть сколько еще стиплеров — во всяком случае, еще больше, чем для гладких. Лошади, которые всю жизнь остаются в руках одного владельца, скорее исключение, чем правило. Обычно лошадь переходит из рук в руки как минимум дважды.

— И каждый раз барышник получает комиссионные? — неодобрительно спросила Софи. Я улыбнулся.

— Биржевые маклеры тоже получают комиссионные. Это более почтенное занятие?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Ты меня сбиваешь!

— Во Франции, Италии и особенно в Америке торговля лошадьми тоже процветает, — продолжал я. — На Британских островах около тысячи трехсот конеферм и конезаводов, а за границей их тоже тысячи.

— Такое мощное производство... и все это только ради того, чтобы люди могли играть на скачках!

Лицо ее сохраняло неодобрительное выражение. Я улыбнулся.

— Не хлебом единым жив человек! Она хотела было что-то сказать, потом передумала и покачала головой:

— Никак не могу понять, то ли ты очень умный, то ли круглый дурак!

— И то и другое.

— Так не бывает.

— Легко! Большинство людей такие.

Мы вернулись к арене и стали свидетелями того, как Вик с Ронни Нортом вздули цену на худосочного четырехлетка вдвое выше, чем он стоил на самом деле, судя по внешнему виду. Вик наверняка получит от продавца солидный куш — это не считая комиссионных от клиента. А Ронни Норт был явно доволен жизнью вообще и своей новой ролью первого помощника в частности.

Да, видимо, Вик нашел замену Файндейлу.

Я заметил, что сам Файндейл тоже явился на аукцион — как раз вовремя, чтобы увидеть, что происходит. Он выглядел все так же: ошеломленный, исходящий бессильной ненавистью.

— Он выглядит словно паровой котел, который вот-вот взорвется, — заметила Софи.

— Если повезет, взрыв будет направлен в сторону Вика.

— Бессердечный ты! Он выглядит совершенно больным.

— Ну поди пожалей его, бедненького.

— Нет уж, спасибо!

Мы посмотрели нескольких лошадей, и я купил еще одну. Потом еще раз сходили выпить кофе. Ветер делался все холоднее. Однако Софи, похоже, была довольна.

— Мне надо напудрить нос, — сказала она в какой-то момент. — Где мне тебя потом искать? Я заглянул в каталог.

— Мне стоит пойти посмотреть номер восемьдесят семь и девяносто два. Они еще в денниках. — Ладно. Я тебя там разыщу.

Я посмотрел номер восемьдесят семь и решил его не брать. Слишком тонкая кость, и чересчур косит глазом. При нем никого не было. Я вышел из денника, запер на засов обе половинки двери и прошел к девяносто второму. Открыл верхнюю половинку двери, заглянул внутрь. Конюха там тоже не было. Терпеливый номер девяносто два без особого любопытства глянул в мою сторону. Я отворил нижнюю дверцу и вошел в денник. Дверцы у меня за спиной захлопнулись. Лот 92 был надежно привязан за недоуздок к кольцу в стене, но на улице было слишком холодно, чтобы оставлять двери нараспашку.

Это был пятилетний конь, участвовавший в скачках с препятствиями. Продавался он потому, что владельцам срочно понадобились деньги, но перспективы у него были неплохие. Я погладил его по гнедому боку, провел рукой по ногам, посмотрел зубы.

Дверь открылась и закрылась, но я не обратил на это особого внимания. Мало ли, может, конюх вернулся, а может, другой покупатель решил взглянуть на лошадь поближе...

Но это был не конюх и не покупатель.

Я отпустил губу коня, похлопал его по морде и отступил назад, чтобы еще раз окинуть его взглядом. И никакое шестое чувство не заставило меня оглянуться.

Я успел лишь заметить, как что-то блеснуло в воздухе. Ощутил удар в грудь. И, падая, увидел белое лицо Файндейла, который подскочил ко мне, чтобы довершить начатое.

Он метнул в меня, как копье, самое опасное оружие на конюшне: вилы.

Сила удара сбила меня с ног. Я лежал на боку на соломе, острые концы вонзились мне в грудь, и из-под меня торчала деревянная рукоятка.

Файндейл видел, что, несмотря на смертельную точность удара и на всю вложенную в него ненависть, я еще жив. И выражение его искаженного лица убедило меня, что он намерен исправить этот недочет.

Я знал, что вилы вонзились в тело, но не знал, насколько глубоко. Боли я почти не чувствовал. Я выдернул вилы из себя и перекатился на живот, придавив вилы своим телом. Файндейл упал на меня, ухватился за рукоятку и принялся тянуть, пытаясь выдернуть вилы из-под меня, а я просто лежал на них, как бревно, не зная, что еще делать.

Дверь снова отворилась, снаружи хлынул свет. Раздался крик. Женский крик.

— Помогите! Помогите, кто-нибудь! Я смутно понял, что это Софи. Через некоторое время на выручку явились мобилизованные ею войска.

— Послушайте... — плаксиво протянул интеллигентный голос. Файндейл не обратил на него внимания.