— Вик мне однажды сказал, что если мне слишком жарко...

— Ты можешь выйти из кухни? — продолжил Николь. Он тоже знал эту поговорку.

— "Вот именно.

Холод и сырость зимнего вечера пробирались под мой анорак, а ноги у меня вообще заледенели. У Николя лицо приобрело голубоватый оттенок. Пожалуй, сейчас мы оба с удовольствием очутились бы в жарко натопленной кухне.

— А как?

— Точно еще не знаю.

Нарушить согласие между Уилтоном Янгом и Файндейлом было не так уж сложно. Оба темпераментных йоркширца были словно начинены порохом — стоило поднести спичку, и все взлетело на воздух. Рассорить Константина с Виком будет куда сложнее. Константин не был так честен, прямолинеен и туп, как Уилтон Янг. Возможно, в данном случае он предпочтет спасти лицо.

— Здесь замешан кто-то еще, — сказал я.

— Кто?

— Не знаю. Кто-то, кто поддерживает Вика. Кто нанял Фреда Смита, чтобы тот делал всю грязную работу. Я не знаю, кто это... и не остановлюсь, пока не узнаю!

Николь посмотрел на меня задумчиво.

— Если бы он мог видеть тебя сейчас, он бы, пожалуй, поторопился замести следы.

Вся беда в том, что следы и так были заметены лучше некуда. Так что, чтобы его найти, придется заставить его наделать новых. Мы зашли в бар погреться и перекусить и пятую скачку смотрели по висящему на стене монитору.

Николь спросил:

— А какие еще махинации могли проворачивать Вик с Файндейлом?

— Ну, мало ли... — улыбнулся я.

— А например?

— Ну, например, фокус со страховкой.

— Какой?

— На самом деле, не стоило бы тебе об этом рассказывать...

— Да ладно, все равно ведь теперь ты не на их стороне. Ты им ничем не обязан. Я пожал плечами.

— Ну, скажем, ты покупаешь лошадь для заграничного клиента. И говоришь, что застрахуешь лошадь на время перевозки, если он вышлет страховой взнос. Он высылает взнос, и ты его прикарманиваешь.

— И все?

— И все.

— А если лошадь по дороге погибнет? Тебе ведь придется выплачивать страховку из своих денег? Я покачал головой:

— Ничего подобного. Просто извиняешься, говоришь, что, к сожалению, не успел оформить страховку, и возвращаешь взнос обратно.

— О господи!

— К тому времени, как ты со мной расстанешься, ты будешь разбираться в делах лучше своего папы! — с улыбкой заметил я.

— Надеюсь, что да, черт возьми! Вик его раскрутил, как последнего сопляка!

— Caveat emptor, — ответил я.

— Что это значит?

— Пусть покупатель будет осторожен.

— Ну, я знаю по крайней мере одного покупателя, который будет осторожен до конца дней своих. Это я.

* * *

На следующей неделе на смешанных торгах в Ньюмаркете я приобрел для Уилтона Янга жеребчика-двухлетку.

Сам Уилтон Янг тоже был на торгах.

— А почему этого? — осведомился он. — Я смотрел его в каталоге. Он участвовал в трех скачках и приходил в лучшем случае шестым.

— Он выиграет на будущий год, в скачках для трехлеток.

— Откуда ты знаешь?

— Потомству Скорчмарка нужно время, чтобы вырасти и войти в силу. Если они не выигрывают в двухлетнем возрасте — не беда. Владелец продавал его потому, что ему не хватило терпения, и тренировал его тренер, который привык иметь дело с молодыми да ранними. Оба рассчитывали на немедленные результаты, а Синджелинг не из того теста. На то лето он начнет выигрывать.

— Он же стоил сущие гроши! — пренебрежительно сказал Уилтон Янг.

— Тем лучше. Один крупный приз — и ваши расходы будут оправданы. Он заворчал.

— Ну ладно. Я сказал, чтобы ты купил мне лошадь, и ты купил. Я от своего слова не отступлюсь. Но, по-моему, от этого Синджелинга толку не будет.

Уилтон Янг привык говорить громко, и потому его мнение стало известно всем присутствующим. И вскоре он сам перепродал Синджелинга кому-то, кто был другого мнения на этот счет.

А потом со своей обычной прямолинейностью сообщил об этом мне.

— Он мне предложил куда больше, чем заплатил за жеребчика ты. Я согласился. По-моему, с него все же не будет толку, с этого Синджелинга. Ну, что ты на это скажешь?

— Ничего, — вкрадчиво ответил я. — Вы просили купить лошадь, которая принесет вам прибыль. Вот она и принесла...

Он уставился на меня, потом хлопнул себя по ляжке и расхохотался. Но тут ему в голову пришла новая мысль, и он посмотрел на меня с подозрением.

— А это, случаем, не ты отыскал нового покупателя и направил его ко мне?

— Нет, — ответил я, а про себя подумал, что чему-то он все-таки научился...

— Вот что я тебе скажу, — ворчливо начал он. — Тот мужик, которому я продал жеребчика... когда мы ударили по рукам и мне уже поздно было идти на попятный, он сказал... я те прямо скажу... он сказал, что любая лошадь, про которую Джонас Дерхем сказал, что у нее хорошие перспективы, его устроит.

— Это лестно! — ответил я.

— Ага... — Он поджал губы и прищурился. — Может, я и поторопился с этим Синджелингом. Так что купи мне еще одну лошадь, и я оставлю ее себе, даже если она будет на трех ногах и косоглазая.

— Вы прямо напрашиваетесь, чтобы я вас надул!

— Ты не надуешь.

— Откуда вы знаете?

Он пожал плечами и развел руками:

— Да это все знают!

* * *

Вик не был таким уверенным и веселым, как обычно. Большую часть дня он занимался тем, что отводил народ в уголки и в чем-то энергично убеждал. Со временем я узнал, что я так охочусь за клиентами, что готов выдумать все, что угодно, и оболгать такого честного человека, как Файндейл, и что я одержим идеей, что это он, Вик, поджег мою конюшню, хотя это глупо и смешно, потому что полиция уже задержала человека, который это сделал. Люди верили ему, видимо, в зависимости от того, насколько они вообще привыкли верить Вику: его преданные сторонники никогда в нем не сомневались, а даже если и сомневались, то держали свои сомнения при себе.

Вик и Паули Текса стояли вдвоем на дальнем конце выводного круга, и Вик, не переставая, что-то говорил. Паули покачал головой. Вик затараторил еще быстрее. Паули снова покачал головой.

Вик огляделся по сторонам, как бы затем, чтобы убедиться, что его не подслушивают, потом придвинулся к Паули вплотную, так что его рыжеватая челка едва не запуталась в черных кудряшках Паули.

Паули слушал его довольно долго. Потом отступил назад и некоторое время стоял в задумчивости, склонив голову набок. Вик продолжал говорить. Наконец Паули снова медленно покачал головой.