Солдат вразвалку шагнул к нему, вынул из ножен штык:

— Не скули, дикарская рожа! Ты знаешь, что у нас делают с ворами? Сначала отсекают правую руку и левую стопу, потом…

— Наш командир шутит, — заверил несчастного Док. — Сейчас мы остановим кровь…

Его кортик сильно и точно вошел в грудь лежащего. Вор вздрогнул и обмяк.

— Вряд ли бедняга выжил бы даже в современной лондонской клинике, — вздохнул доктор, вставая. — Полагаю, ему и нам лучше было не мучиться. А вы, старина, все еще находите шутки над тяжелоранеными забавными?

— Я пугануть думал, — ухмыльнулся Сэлби. — Ведь он чуть не спер нашу лодку! За что сопляку легкая смерть, а, Док?

— Не особо легкая, — отметил доктор. — У него же половины лица нет, что обычно довольно болезненно. Впрочем, сейчас меня волнует иное. Что за мешочек у него на поясе?

Похоже на кошель…

Они в слабом лунном свете пытались разглядеть серебряные монеты из кошелька, а я спешно полоскал в волне снятую с мертвеца рубаху. Подсохшая кровь не отстирывается, а у меня возникло предчувствие, что местная одежда нам очень даже пригодится.

…— Ничего не разберешь, — раздраженно ворчал Сэлби, пряча в карман деньги. — Шесть серебряных и кучка медяков. А каковы местные цены? Может, только на пиво с окороком и хватит.

— У второго вообще не пенни, — констатировал доктор, отряхивая от песка содранную со здоровяка куртку. — Кто же в наше время гуляет по берегу без гроша в кармане? Это рискованно и неразумно. Нет, все же дикари…

— Откуда они гуляли, вот в чем вопрос, — отозвался я. — Едва ли тут такое добычливое место для лодочных воров. Они наткнулись случайно. Там свернутые пустые мешки валяются. Выходит, наши неудачливые друзья куда-то шли налегке и наткнулись на ялик.

— Везунчики, — кивнул Док. — Полагаешь, где-то здесь их дружки?

Сэлби скинул с плеча винтовку и принялся бдительно озираться.

— Эти двое за чем-то шли. Или возвращались? Контрабандисты или торговцы награбленным? — предположил я. — Спуск сверху сложный, скорее, они и сами подошли на лодке и собирались двинуться вдоль берега. И их корыто может быть где-то рядом.

— Возьмем их на абордаж! — немедля заявил вошедший в раж сэр-солдат.

— Неизвестно сколько их на борту, — возразил Док.

— Плевать! Они нас не ждут, нашпигуем глупцов свинцом! — рвался в бой Сэлби.

Мне было бы интереснее обойтись без грандиозного грохота залпов, клубов порохового дыма и криков умирающих. Едва ли корабль моих покойных знакомцев так уж велик — тут трудно подойти к берегу. Скорее они шли на лодке или баркасе. А ведь местная лодка нам бы весьма пригодилась. А еще нужнее нам туземец, способный отвечать на вопросы.

— Почему бы нам немного не пройти вдоль берега на ялике? — вслух подумал я. — Если здесь кто-то прячется, у нас есть шанс обнаружить его чуть раньше, чем наоборот.

Мы двигались к востоку, рассудив, что людям склонным оставлять свои действия в тайне, разумнее прятаться чуть дальше от города. Это мы с 'Ноль-Двенадцатым по неведенью едва не выскочили к самому порту. Катер нужно будет отвести от столь посещаемых берегов, до рассвета еще оставалось время…

Сэлби, как самый зоркий и самый нежелающий браться за весла, устроился на носу с биноклем. Впрочем, замечательная британская оптика не получила шанса проявить себя. Врага мы учуяли, едва выплыв за мыс, причем одновременно.

— Рыбу жарят! — прозорливо воскликнул сэр-солдат.

— Опять Gobiidae⁈ — ужаснулся доктор.

Все же наш ученый исследователь и медик оставался неисправимым гурманом.

В тысячах оттенков ночного серебра я отчетливо различал квадратную корму — судя по очертаниям, это был тот тип местных грузовых лоханок, что таскаются между прибрежных деревушек, не решаясь удаляться от берега более, чем на милю. В такие корыта можно загрузить пару мулов или несколько десятков корзин с рыбой для продажи. Но называть это одномачтовое, низко сидящее недоразумение — лодкой или баркасом, язык не повернется.

— На хорошем масле жарят! — сглотнул слюну чуждый кулинарным предрассудкам Сэлби.

Мы обсудили, как будем штурмовать пахучую жаровню. Мне внезапно выпала честь идти в авангарде. Собственно, я уже снимал сорочку, когда опытные бойцы решили выслать меня вперед.

Вода оказалась прохладной, но вполне терпимой. Нырнув, я разглядел на дне отблески луны, гаснущие в колеблющихся облаках водорослей — такого зеленоватого серебра мне видеть еще не приходилось. Соленая вода слегка пощипывала мелкие ссадины на руках и коленях, заработанные во время спуска, я чувствовал, как насквозь очищаюсь и промываюсь. Пожалуй, нужно чаще купаться. И содрать с кого-то новые штаны по размеру. Мои уже нет смысла и чинить, а с брюками, добытыми этой ночью мне не повезло: одни коротки, другие вдвое шире в поясе, чем нужно.

Вынырнув у кормы корыта, я ухватился за якорный канат и прислушался. Запах дыма — определенно собранные на берегу ветки плавника — а рыбу с огня уже сняли. Вроде бы донеслось односложное восклицание, из-за плеска воды разобрать его смысл и интонацию не удалось. Что ж, видимо, экипаж корыта невелик. Или большей своей частью спит. Я взобрался на борт и осмотрелся. Ярко мерцали угли в остывающей жаровне, благоразумно установленной над широкой бадьей с водой. Рядом с пустыми корзинами, валялись небрежно смотанные сети, настил пестрел налипшей рыбьей чешуей. Заунывно поскрипывала неуклюжая рея. Два больших рундука, накрытых двускатными крышами, на носу и корме суденышка, при желании можно было назвать «каютами». В остальном, ничего интересного. Нет, было любопытно, как ловко они отыскали удобную и безопасную стоянку в двух шагах от берега. Да и запах рыбешки интересовал если не меня, то мой желудок уж точно.

Приказав животу не урчать и, подождав пока с меня стечет вода, я осторожно поднялся на кормовую надстройку и помахал руками. Выглядело это довольно глупо, но иначе основные абордажные силы меня вообще бы не разглядели в ночных тенях.

Не слишком резво, но храбро, лекарско-солдатский экипаж подвел ялик к борту. Я указал на нос корыта, где засел ничего не подозревающий противник. Мои сотоварищи перебрались на борт, барка под нашими ногами обеспокоено закачалось. Немедленно открылась крошечная дверца носовой надстройки и оттуда высунулась приплюснутая рожа: бритая, немолодая и полная дурных предчувствий. Абориген уставился на Дока и сэра-предводителя, те прицелились в него из двух стволов. Настала томительная пауза.

— Никак,