– Ты… в тяжелом положении, – начал он, присев на корточки и тяжело вздохнув. – Кол… он повредил тебя. Если мы его вытащим…

– Но… ночью, – прохрипел мужчина, облизывая сухие, потрескавшиеся губы.

– Что ночью?

– Вытащить… кол. Ночью все заживет.

– Ба! – рявкнула сзади леди Клотильда и хлопнула ладонью по лбу – лоб глухо загудел. – Неужели этим придуркам все же попадаются еще настоящие оборотни?! Откуда только они его откопали… Настоящий оборотень! И если мы вытащим ночью этот чертов серебряный кол из его зад… из его тела, я хотела сказать, то на нем заживет все как на собаке! И кстати…

Она отмахала по траве три широченных шага и склонилась над телом. Деловито вопросила:

– Ты в кого, любезнейший, оборачиваешься?

– Черный… черного лиса…

– Привал!!! – громогласно объявила вновь обретшая бодрость леди Дю Персиваль и зашагала в сторону так и не сдвинувшихся с места за все это время пейзан.

Через мгновение вся беззвучно глазевшая толпа разбежалась в стороны для выполнения самых разнообразных дел, понукаемая генеральскими выкриками леди Клотильды. Заодно добрая леди объясняла им, какая великая честь для них – принимать у себя герцога Де Лабри, находящегося под охраной эльфийской мандонады. Свою речь доблестная Клоти перемежала цветистыми определениями всех крестьян как класса и некоторых, выделяющихся своей нерасторопностью, как личностей. Все это вместе взятое плюс упоминание об эльфийской мандонаде самым волшебным образом влияло как на скорость передвижения, так и на физиономии крестьян, превращая их из опасливо-настороженных в запуганно-почтительные. Дюжие молодцы шустро уволокли прирезанных членов Священной комиссии куда-то за рощицу, попутно разбирая при этом между собой их одежду, доспехи и коней. Слуди, увидевший, как с трупов прямо на ходу сдирают все мало-мальски ценное, рванулся было с места, но его перехватила бдительная леди Клотильда.

– Куда?! Пусть воруют,.. Во-первых, почувствуют себя сообщниками, а сие свяжет их языки почище, чем любая мандонада эльфийская. Во-вторых, надо же им чем-то заплатить за погребение сих достойных рыцарей, что пали в честном бою со мной. За тайное погребение, заметьте!

– Достойное погребение в голом виде?! —не удержался от колкости Серега, отошедший к лошадям за еще одним одеялом для спасенного – подложить снизу.

– Самое ценное одеяние для рыцаря – это его незапятнанная честь! – напыщенно проинформировала их Клоти и величественно удалилась отлавливать убежавшего к деревне пони Слуди.

Серега, припомнив кое-что из маминых справочников по оказанию первой медицинской помощи, просунул одеяло под мужчину, осторожно перекатив его сначала ни один, потом на другой бок. Тот хрипел и постанывал, выдавливая сквозь зубы обрывки бреда и непрерывно прося пить. Серега начал было объяснять, что пить нельзя, опасно из-за раны, но спасенный, сжигаемый бредом, похоже, его уже не слышал и все продолжал и продолжал вымаливать глоток воды.

Притопал Слуди, держа на руках притихшего и испуганно таращившего глазенки Микки. Стоны раненого, похоже, будили в его несформировавшейся еще памяти нехорошие воспоминания из прошлого. Тем не менее мордашка его подопечного заметно покруглела за время их относительно недолгого путешествия, и в общем и целом он производил теперь вполне благоприятное впечатление – чистенький благодаря неустанным постирушкам Слуди, всегда сытый и накормленный и уже начинающий понемногу робко интересоваться окружающим миром. Гном потоптался возле Сереги, с любопытством оглядывая несчастного, прикрытого одеялом, но, заметив, какое выражение появилось на мордашке Микки, заполошенно охнул, кудахтнул, как заботливая наседка, и умчался прочь.

Крестьяне приволокли стол, скамейки и молниеносно уставили широченную столешницу разнообразнейшей снедью. Клоти, еще не закончившая расседлывать и обтирать травой лошадей, с тоской оглядела через плечо все это великолепие и скорчила страдальческую гримасу. Слуди, не обремененный подобными народно-хозяйственными обязанностями, порхнул к столу резвой птичкой. Через секунду оттуда уже доносилось его увлеченное чавканье и радостное гульканье Микошки. Серега глянул на раненого – тот начал метаться, и Сергей побаивался, что бедолага может навредить сам себе своим дерганьем. Кол был оставлен внутри, чтобы предупредить возможность внутреннего кровотечения, и резкие движения сейчас были крайне нежелательны. Придется держать. И придется остаться без обеда. Подошла леди Клотильда и с одного взгляда оценила ситуацию.

– Привязать к чему-нибудь надо… – хладнокровно заявила она и, немного поразмыслив, с некоторой натугой выдавила из себя: – этого бедняжку…

Серега подавил невольно выступившую на лице улыбку. Леди Клотильда явно вспомнила о том, что она как-никак женщина, и решила продемонстрировать некоторую толику женского милосердия и добросердечия.

Милосердная женщина, выбрав в рощице неподалеку два невысоких и достаточно ровных деревца, одним взмахом меча перерубила их у корня. Затем поочередно поставила каждое деревце стоймя и короткими ловкими движениями меча зачистила их от веток.

Они вместе закрепили руки и ноги посаженного на кол, привязав их к деревцам и зафиксировав стволы на земле колышками. Бред перешел в горячечное забытье, но, по крайней мере, несчастный лежал теперь более-менее неподвижно. Клоти постояла над бедолагой еще какое-то время, любуясь делом рук своих (милосердная женщина!), затем хлопнула Серегу по плечу и поволокла его к столу.

Крестьяне расстарались для очень дорогих, точнее очень опасных, гостей. На столе, вызывающе выставив торчащие вверх культяпки, красовался жирнющий жареный гусь (видимо, кто-то из деревенских богатеев остался сегодня без обеда), лежали грудами колбасы – кровяные, подкопченные, большие и маленькие, – лежал копченый свиной окорок, в мисках громоздились яблоки и виноград, в громадных кувшинах было выставлено молодое вино. Вместо хлеба по скатерти были разбросаны пышные, обжаренные с двух сторон лепешки, рядом был выложен ноздреватый, крошащийся сыр.

Они накинулись на еду.

– После доброй рубки на меня всегда нападает страшный аппетит, – поведала миру и кучке любопытных пейзан, стоявших неподалеку, доблестная Клотильда, энергично обрабатывая зубами жестковатую гусиную ляжку – видимо, все же недодержали, спеша накормить кровожадного герцога Де Лабри и его очаровательную спутницу. – И вообще, в обед есть хочется. Коня давай, все равно съем! Ха-ха, вместе со всадником.

– Угу, особенно если завтрака почти что, считай, и не было… – согласно проурчал Слуди, поднимая вымазанное в кровяной колбасе лицо от столешницы. Пейзане порскнули в стороны.

От околицы неспешно шла стайка пожилых крестьян. Они подошли поближе, выдержав тем не менее между собой и столом расстояние не меньше пяти метров – очевидно, того требовала крестьянская техника безопасности при обращении со знатными господами. Вразнобой закланялись. Леди Клотильда не повела и бровью, сосредоточенно жуя. Серега, не проникшийся еще в полной мере благородным герцогским духом вкупе с зазнайством, торопливо проглотил все, что у него было во рту, и повернулся к ним. Крестьяне вновь усиленно заработали спинами вверх-вниз, уподобясь дружной стайке буровых установок. Поклонное действо совершалось теперь уже синхронно, плечом к плечу, периодически предоставляя на Серегино обозрение волнистую линию, составленную из крестьянских задов.