А то, что сионистское движение было, это, по-моему, бесспорный факт. В каждом отдельном факте надо разбираться, но дело в том, как разбираться, кто разбирается и кто дает заключение, вот что важно. Достаточно много евреев было у власти. Может, это потому, что после революции большое количество евреев было сосредоточено в правительстве, и они, видимо, через сионистские организации вели соответствующую работу, и их пришлось ликвидировать… Я лично отвергаю антисемитские настроения, но то, что большое количество евреев поддерживало сионистские организации, было фактом.

— Ух какой умница был!.. Симпатичнейший человек… Про него пишут очень отрицательно, потому что он сталинскую линию защищал…

— Царство Небесное всем тем, кто служил правде, народу и кто помогал Сталину в создании такой великой державы. И вот когда ругают Советский Союз, что все у нас плохое, что для истории это беда была, для России в первую очередь и для мира, что Советский Союз — это чепуха, всегда забывают о том, что если английский рабочий класс, и американский, и западный — если в Европе и в мире рабочие живут хорошо, — это, по-моему, потому, что существовал Советский Союз. Существовала опасность, что может произойти революция в мировом масштабе, и капиталисты, империалисты были вынуждены создавать хорошие условия для своего народа, давать социальные права. Вот в этом — великая роль Советского Союза, по-моему.

Артем Федорович Сергеев — кадровый военный, генерал-лейтенант артиллерии в отставке, фронтовик, война для которого началась на четвертый день после объявления о нападении Германии на СССР и закончилась на четвертый день после объявления Победы. Сын рано погибшего революционера товарища Артема, соратника Ленина и Сталина, Артем в детстве воспитывался в семье Иосифа Виссарионовича, ставшего после гибели товарища Артема приемным отцом мальчику.

«Завтра»: — Много домыслов о последнем дне Надежды Сергеевны.

А.С.: — У Надежды Сергеевны были постоянные сильные головные боли, непереносимые боли. Она часто держалась за голову и вскрикивала: «Голова, голова!» Нередко ездила в Германию якобы к работавшему там старшему брату. Но в действительности чтобы показаться немецким профессорам. И тогда, накануне 7 ноября 1932 года, и в день парада она тоже держалась за голову — ее вновь мучили боли. Парады раньше длились 4 часа: с 8 до 12 часов. Мы с Надеждой Сергеевной стояли перед входом в Мавзолей. Потом она, держась за голову, ушла раньше, а мы с Василием после парада уехали на дачу. Ну и такое горе случилось…

Гроб с телом Надежды Сергеевны стоял в здании ГУМа. Там примерно в центре со стороны Красной площади есть ниша, в ней — лестница на второй этаж. Там дверь, за ней помещение, где был выставлен гроб. Сталин буквально рыдал. Василий все время висел у него на шее и уговаривал: «Папа, не плачь! Не плачь, папа!»

Потом гроб вынесли. Сталин шел сразу за катафалком. Затем оркестр, мы шли за оркестром. У могилы Сталин стоял с одной стороны, мы с Васей — с другой. Между нами никого не было, и нам все было прекрасно видно. Сталин был убит горем. Взяв горсть земли, бросил в могилу. Нам сказали тоже взять землю и бросить. Мы спросили, для чего. Нам ответили, что так надо.

— Много разговоров о любовницах Сталина…

— Об этом от того, кто там — в доме, на дачах — был, я никогда ничего не слышал. Моя мать никогда об этом не слышала, и те, кому можно доверять, ничего об этом не говорили, такого разговора в доме не было вообще: ни при жизни Сталина, ни после.

— И женщин не бывало в доме?

— Я знаю, кто там был. Повариху знаю — это исключено. Домоправительница, которая была еще при Надежде Сергеевне, Каролина Васильевна Тиль, — это исключено. Она работала до старости, в 1938 году ушла на пенсию, очень скромно жила. Под конец жизни ее Василий к себе взял — устроил. А няня, будучи на пенсии, жила до конца жизни со Светланой. С 1939 года домоправительницей была Александра Николаевна Накашидзе. Светлана в книге «Двадцать писем к другу» пишет, что это чуть ли не майор из госбезопасности. А как же иначе? Этим всем — обслугой, помощниками — распоряжается 9-е главное управление, управление охраны. Смеются, что нянечка имела звание сержанта. А почему бы и нет? Она служит, и если она военная — имеет дополнительную ответственность. Странно, что так в книге у Светланы написано, потому что она к ним прекрасно относилась.

Потом Александра Николаевна вышла замуж, и домоправительницей стала Валечка Истомина. Это чудная деревенская женщина! Помню, когда Валечка начала работать в Горках-4, ей было 17 лет. Матрена Бутусова была старшей подавальщицей (слова «официантка» тогда не было), а Валечка — вторая. Потом она фактически стала домоправительницей. Говорят, когда Сталин умер, — она буквально выла! После моментально разогнали охрану и всех, кто там был.

Ну а Сталин ведь тоже человек. А Валечка была чудная, просто чудная: приятный, абсолютно простой человек, простая русская женщина без всяких там выскоков и выкрутасов. А чем и кому от этого плохо, если и была привязанность? К сожалению, я потом ее не видел. Слышал, что не совсем удачно личная жизнь у нее сложилась…

Но об этом — о сердечных симпатиях — в доме и семье никогда не говорилось, ни слова. И кто сейчас такой все знающий? Откуда такие сведения сейчас? Появилось множество каких-то знатоков всего и вся, всех деталей жизни и быта…

«Завтра»: — Артем Федорович, каковы первые воспоминания, связанные с И. В. Сталиным? Помните ли вы первую встречу с ним? Как он относился к вам, детям?

А.С.: — Говорить ни о первой, ни о второй встрече со Сталиным невозможно. С самого начала, как я себя помню осознанно, помню и его, и самое высокое уважение к нему. Казалось, что это самый умный, самый добрый, хотя в каких-то вопросах строгий, но добрый и ласковый, справедливый человек.

С детьми он занимался, когда у него было время. Если он приходил с работы, а дети еще не спали, или он приходил среди дня, то обязательно хотя бы несколько минут занимался с детьми. И это общение всегда чему-то учило, давало что-то новое, что-то разъясняло. Было это не назойливо, не так, что ты обязан это знать, нет. Он умел вовлечь в разговор и не допускал, чтобы в этом разговоре ребенок чувствовал себя несмышленышем. Он задавал взрослые вопросы и интересовался: «Что ты думаешь по этому поводу?» Если ты не мог ответить на какие-то вопросы, то он очень просто, доступно, ненавязчиво вел разговор и давал понять суть.

Например, после того, как мы с Василием посмотрели пьесу «Дни Турбиных» (это было в 1935 году), Сталин нас спрашивает: «Что там видели?» (Кстати, Сталин частенько посылал нас с Василием в театр.) Я сказал, что не понял: там война, но красных нет, одни белые, но почему-то они воюют, но с кем — не знаю. Сталин говорит: «А знаешь почему? Ведь красные и белые — это самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, потому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто-красных и чисто-белых. Таковыми являются только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идет за теми или другими, часто путается и идет не туда, куда нужно идти». Вот так Сталин объяснял нам с Василием некоторые вещи.