Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Яша влюбился, дело не пошло, они решили стреляться. Яша стрельнул, а она не стреляла. Яша был ранен. Говорят, что Сталин смеялся, мол, даже застрелиться не мог. Но кому он это сказал? Где это зафиксировано трепачами нынешними? После этого случая Яша перешел жить в общежитие. Потом поехал в Ленинград, там жил его дедушка Сергей Яковлевич Аллилуев, он сколько-то был там, затем вернулся. Он учился в Институте инженеров путей сообщения. Очень часто к Сталину домой приходил. У Василия комнатка была, Яша обычно приходил и сидел на стуле в Васиной комнатке. Дожидался отца, если мог дождаться. Василий любил Якова. Тот был обаятельный человек. Но Яков больше любил Васю, чем наоборот. Яша, может, как старший, очень любил Васю и Светлану. Светлана тоже очень любила Яшу.
— У Сталина оба сына стали военными, воевали, Яков погиб. А в чем заключалось мужское воспитание в семье?
— Воспитывал, как ни банально сказано, своим примером и тем, что всегда трудился и приучал нас трудиться. Никаких «не хочу» и капризов. В детстве, например, стоит перед тобой тарелка — она должна быть чистая. Распускать нюни по любому поводу не позволялось. Его пример был настолько уважаем, что во всем хотелось быть на него похожим и вызвать его одобрение.
«Завтра»: — Как в семье Сталина отмечались дни рождения членов семьи и самого Иосифа Виссарионовича?
А.С.: — Больших празднований дома по поводу дней рождения кого бы то ни было не устраивалось. В 1928 году, когда мне исполнилось 7 лет, Сталин пришел с работы домой в день моего рождения и сказал: «Есть книга «Робинзон Крузо», написал ее Даниэль Дефо. Там говорится, как человек после кораблекрушения попал на необитаемый остров и жил один. Он был сильным, не пал духом, многому сам научился, потом научил другого. А если бы он пал духом, распустил нюни, то погиб бы». И подарил мне эту книгу. В 1929 году он подарил мне деревянный письменный прибор и книгу Киплинга «Маугли». Рассказал при этом, как мальчик попал в лес к животным и те стали его друзьями. Добавил: «Друзья могут быть разные. Если ты их любишь и уважаешь, то они тебе всегда помогут, защитят. Если у тебя нет друзей, ты никого не любишь и тебя никто не любит, то ты погибнешь в трудную минуту». В 1933 году он мне на день рождения подарил портативный патефон с пластинками. Это были записи классики, русская народная музыка, арии из оперы «Граф Люксембург», военные марши, музыка Вагнера, вальс «Блюмен геданке» («Благодарность цветов») на немецком, песни «На сопках Маньчжурии», «Варяг».
— Он сам покупал эти пластинки специально вам в подарок?
— Этого я не знаю. Патефон и пластинки были уложены в чемоданчик, который и сейчас у меня цел, как и патефон…
В 1930 году Васин и мой день рождения отмечали в городе. Надежда Сергеевна пригласила заниматься с нами молодого Александра Федоровича Лушина, он закончил биологический факультет университета, но очень любил театр и прекрасно рисовал. Потом окончил академию художеств и более 30 лет работал главным художником театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, стал заслуженным деятелем искусств, народным художником. Он нам объяснил, как сделать театр теней. Теневой театр устроили так: соорудили экран из кальки, вырезали фигурки — персонажей сказки Пушкина «О попе и работнике его Балде». Василий был хороший рукодел, нам удалось все фигурки изготовить. И вот в наш день рождения мы осуществили эту постановку.
Зрителями были все домашние, ребятишки и родственники, в том числе отец Василия. Я читал текст, а Василий сзади за экраном показывал эти фигурки. Отец его очень смеялся, ему понравилось, он комментировал эту сказку.
Вообще он никогда ни одного камушка в сторону религии не бросал, но здесь говорил о жадности и скупости этого попа и о силе и ловкости Балды. И сказал, что за жадность наказывают, а за смелость и труд полагается награда.
Когда Светлане исполнялось 7 лет, Надежды Сергеевны уже не было. Собрались дома родные и кое-какие дети. Родственник Надежды Сергеевны Сванидзе Алексей Семенович был торгпредом в Германии. Он принес Светлане заграничные немецкие подарки, в том числе куклы. Отец Светланы очень возмутился, сказал: «Что ты привез?! Зачем это? Надо свои игрушки производить и покупать, на чужих игрушках не надо воспитывать детей». Велел ему забрать эти игрушки и уходить.
Еще как-то на дне рождения в Зубалове собрались родственники и дети. Сын Сванидзе, которого звали Джоник (ему лет 10 было), очень много говорил о вещах, совсем не свойственных его возрасту: долго и нудно под управлением своей мамаши Марии Анисимовны рассказывал что-то об астрономии. Слушать надоело. Однако Сталин его не перебивал. А если он не перебивал, то и другие тоже. Но в паузе отец Светланы спросил: «Джоник, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» Тот тут же ответил: «Я буду астрономом». А Сталин со скрытым юмором сказал: «Это хорошо. Пищу надо уметь готовить, гастрономом быть очень хорошо. Людей надо вкусно кормить».
Мама Джоника Марья Анисимовна: «Что Вы, что Вы, Иосиф, он хочет быть астрономом. Звезды изучать». А Сталин, словно не слыша, расхваливал гастрономическую профессию, посоветовал Джонику: «Ты это нашему дорогому Анастасу Ивановичу Микояну скажи, он этим вопросом — пищевой промышленностью — серьезно занимается». Мама Джоника опять: «Да нет, он астрономией хочет заниматься, звезды изучать». Отец Светланы продолжил: «Да, в океане есть морские звезды, их надо уметь ловить и хорошо готовить». Тогда до мамаши дошло, и тирада об астрономии прекратилась, слава богу.
Когда они ушли, отец Светланы говорит: «Вот граммофон! Его завели, и он так долго играет!»
* * *
«Завтра»: — А дни рождения самого Сталина дома как отмечались?
А.С.: — Все проходило обыденно, без торжественности. К этой обыденности что-то дополнялось, какая-то деталь, краска, и разговоры были несколько иные. Но ничего особенного. И потому в памяти не сохранилось чего-то яркого — рядовой день. Много пели обычно. И под пластинки в том числе. Кроме народной музыки, были пластинки Лещенко и Вертинского, под них тоже пели. Однажды кто-то критично отозвался о песнях Вертинского. Мол, зачем он нам нужен? Уехал, поет какие-то грустные непонятные песни. Это не наше.
На что Сталин ответил: «В России есть не только пролетарии и буржуи. Есть и другие, их много. — И добавил: — Такие, как Лещенко, есть, а Вертинский — один». Я эти слова хорошо помню.
Даже в 1934 году, когда Сталину 55 лет исполнялось, не было особых приготовлений, не чувствовалось организованного праздника. Просто в Волынском собралось побольше людей. Были родственники, Лакоба — председатель ЦИК Абхазии, с которым Сталин очень дружил. Много смеялись, пели, немного плясали. Там для пляски места не было, чтобы разойтись.
— А Сталин сам танцевал?
— Приплясывал немножко. Но чтобы в три колена — нет. Был, как всегда, Буденный. Он играл на гармошке или баяне. Жданов играл на рояле. После того, как он стал приезжать, на даче поставили маленький кабинетный рояль красного дерева. Он и сейчас там стоит. Песни пели. Кавказские, но главным образом — наши народные, русские песни: «Коробейники», «На Муромской дороге», песню ямщика. Танцевали тоже кавказские и русские народные танцы. Кстати, говорят, что «Сулико» была любимой песней Сталина. А вот «Сулико» я там ни разу не слышал.