Она оттаивала медленно, и Анна не торопила, уговаривая себя, что жизненные неудачи случаются со всеми. И девочка ее – не исключение.

Ничего, разведется.

Опомнится.

Быть может, пойдет учиться, хотя учиться Варвара никогда особо не любила. Или работать станет, хорошие маникюрши всегда нужны. Главное, что все у нее наладится, все образуется.

– Он… – вновь заговорила Варвара, уже иным, спокойным голосом. – Он пригрозил, что покончит с собой, если я уйду.

– Не слушай.

– А вдруг…

– Варвара. – Анна присела рядом. – Я видела много таких, кто грозил близким самоубийством. Шантаж – не более того. И если поддашься, он изуродует твою жизнь. Люди, которые действительно хотят умереть, никому не угрожают. Напротив, часто они таятся из страха, что кто-то догадается об их планах и помешает…

Анна тяжело вздохнула:

– Я ошибалась. Наверное, этот мальчик действительно был болен, но… нам позвонили среди ночи, сказали, что он умер. Повесился. На Вареньку страшно смотреть было. Она считала себя виноватой, хотя видит бог, нет и не может быть вины в чужом решении расстаться с жизнью.

Саломея кивнула: скорее всего так, но вот… выходит, не было любви, о которой так искренне рассказывала Варвара. И все ее переживания – игра.

Зачем?

Попытка показаться немного лучше, чем она есть на самом деле? Или же стоит за этим нечто большее?

– А на похоронах была ужасная сцена. – Анна вытерла глаза платком. – Мать Андрея начала Варвару обвинять… ведьмой назвала… сказала, что именно из-за нее Андрей погиб… и что теперь Варваре до самой смерти быть одной, что не будет она счастлива…

Вот это уже совсем интересно.

– С квартирой опять же нехорошо получилось. Андрей кредит брал. На свадьбу. И на поездку… они на Гоа две недели отдыхали… медовый месяц. И вот из банка к Варваре пришли. Заставили бумаги подписать… судом грозили.

Эту историю Саломея уже слышала.

– Девочка так растеряна была… она слишком молода, чтобы терять кого-то, вот и поддалась. – Анна встала. – А он ей покоя не давал, звонил, звонил… требовал, чтобы она покаялась. Все нервы вымотал. Когда узнал, что она снова замуж собирается, вовсе будто с ума сошел. Кричать начал, что она и второго мужа сгубит, говорил с ним, предупреждал. Только Яков не послушал.

– Он вам не нравился?

– Нет, не нравился, – не стала лукавить Анна. – Варвара нас познакомила. Она честно рассказала, что хочет красивой жизни, а Яков за нее готов платить. Но я пыталась предупредить ее, что не все так просто. Если он такой удачный вариант, то почему предыдущие его жены ушли? Ладно, допустим с первой он сам развелся. А вторая ведь сбежала, из страны уехала, чтобы с Яковом не встречаться.

– И что Варвара ответила?

– Да что может ответить девятнадцатилетняя дурочка, свято уверенная, что лишь она одна знает, как правильно жить? Сказала, что я ничего не понимаю. Яков – это редкий шанс… правда, потом бегала ко мне, пряталась… он пил много. Бил ее. Грозился вовсе убить. Я говорила, что надо уехать, тогда твой адрес и дала… но Варвара отказалась. Она говорила, что если ехать, то с деньгами. Вот и брала понемногу. Мне отдавала. А я уж прятала.

– Но Яков умер.

– К счастью. Вы не подумайте, что я злой человек. И мне где-то жаль его, хотя самоубийц жалеть – глупость неимоверная, они в большинстве своем глубокие эгоисты. Но человеком он был не самым лучшим. И Варенька освободилась…

– Но свободы оказалось недостаточно, и она вышла замуж снова.

– Вышла. Почему нет? Она молода. И если в прошлом ей не везло, то это еще не значит, что Варенька должна ставить крест и на будущем.

– Ее третий муж тоже умер…

– От инфаркта. – Анна поджала губы. – Варвара здесь ни при чем! Трагическое совпадение, не более…

Три смерти – многовато для совпадений.

И три свадьбы, каждая из которых что-то да принесла… главное, чтобы четвертая не состоялась.

Далматов в окружении белых платьев чувствовал себя несколько неудобно.

– Варька… мы с Варькой давненько не виделись. – Девушка устроилась на круглом пуфике и ноги скрестила. На коленях ее лежал ворох белого тюля, который она сноровисто подшивала. – Вы не подумайте, раньше мы дружили.

– Когда раньше?

– В школе. – Нитку она перекусывала зубами. – Сядьте куда-нибудь… вон, на стульчик… а она снова замуж собирается? Если так, скажите, я скидку сделаю. У меня платья хорошие. Я сама их шью… ну или на рынке покупаю…

Она обвела рукой комнатушку.

Свадебный салон «Эгелия» располагался в полуподвальном помещении, тесном и узком. Но хозяйку сие обстоятельство, похоже, не смущало. Единственная комнатушка. Примерочная. Диванчик. Зеркала. И длиннющая стойка с нарядами.

– Спасибо, но, думаю, она своими силами как-нибудь…

– Загордилась, значит. – В голосе Вали прорезалась обида. – Раньше как контрольную скатать, то к Валеньке… или бутербродик… или занять чего… а теперь вот где Валенька? Правильно, в подвале сидит… и плевать, зато я всего своими руками, сама…

Она раздраженно ткнула иголку в подушечку.

– А зачем ты пришел?

– Порасспрашивать.

– Значит, не жених. Детектив.

– Можно сказать и так, – не стал отрицать Далматов.

– Ну спрашивай тогда, чего уж… за спрос не бьют в нос. Только за информацию платят обычно. Я в кино видела.

– Ну если так. – Далматов вытащил пятитысячную купюру. – Если расскажешь что-нибудь и вправду стоящее…

– А это смотря что тебя интересует? Вряд ли охота услышать про то, как мы с Варькой в школьном туалете курили. Или как она с Васькой из параллельного зажималась… или как он ходил Андрюшке морду бить…

– О последнем – поподробней.

Валя покосилась на купюру и вздохнула:

– Мы с ней обе неблагополучные. Мой батя пил по-черному, а ее и вовсе фанатик… лучше б пил… мы в восьмом классе встретились. У нас школу это… переделали под гимназию, и всех умников в гимназические классы перевели, а мы, значит, типа у кого мозгов не очень много. Ну я-то не в обидках, мне и вправду тяжко учеба давалась. А Варварка просто ленивая, как не знаю кто.

Она говорила и шила, а Далматов пытался понять, чем же обернется этот вот ворох тюля.

– Ну и в восьмом как-то вот сразу с нею и сошлись… батя, помню, нажрался опять. И начал нас всех жизни учить. Полночи орал, синяков наставил. Это уже потом Гришка, братец мой, подрос и сам его поучивал, а тогда шла и стыдно было мне за синяки. А Варька в коридоре тоналку сунула… мол, ей помогает. Ее папаша тоже за ремень хватался. Не по пьяни, а потому как верующий дюже… он ее и на горох ставил. И молитвы читать заставлял всю ночь напролет… жуть, короче. Я-то от своего в ванной прятаться приноровилась, да и знаю, когда лезть не надо, а этот же тверезый, от него хренушки сбежишь.