Мы обе молчим. Я слышу, что мотор у нее заглох и вокруг стало тихо. Подхожу к окну и вижу машину Дениз на моей подъездной дорожке. Внутренняя подсветка включена, и подруга просматривается как на ладони.

– Знаешь, – прерывает она молчание, – мне кажется, это был компромисс. Может быть, он понял, что заставил тебя сделать то, что тебе не хотелось, и почувствовал себя виноватым. А может, он вовсе не чувствовал себя виноватым и это была просто вторая попытка.

Я прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.

– Скажи мне лучше, Дениз, почему ты следишь за моим домом?

Подняв глаза, она видит меня в окне.

– Ох, ты натуральное привидение!

– Я в порядке, не сомневайся.

– Я знаю, Холли, но можно напомнить, что не все вертится вокруг тебя? – Она открывает дверцу и выбирается из машины с дорожной сумкой. Идет по дорожке, смотрит прямо на меня и говорит в телефон: – Я ушла от Тома. Можно у тебя переночевать?

Я кидаюсь к двери. У нее полные слез глаза. Я обнимаю ее.

– А с другой стороны, – говорит она, – жизнь такая причудливая. Отчего не предположить, что у Джерри была темная сторона и он трахает тебя из-за гроба?

Я обнимаю ее крепче.

Мы с Джерри двигались в разном темпе. Я – медлительная, неуверенная, то туда, то сюда, два шага в одном направлении, два в противоположном. Он – спорый, основательный, нетерпеливый, сосредоточенный. Я все хотела, чтобы он притормозил, насладился моментом, а не рвался вперед с такой силой. Он считал, что я ленивая и неповоротливая. Мы были как супружеский эквивалент того трюка, когда надо одновременно гладить себя по голове и хлопать по животу. Головоломка. Воплощенная в отношениях бимануальная интерференция.

Не могу избавиться от мысли, что, возможно, его организм всегда знал то, что было недоступно нам: что время его ограничено, что у него нет времени столько, сколько есть у меня. Его ритм был синхронизирован с его временем. Он хотел, нет, жаждал приключений, потому что дожил всего до тридцати. А у моего организма времени больше, поэтому он дольше раскачивался, набирал темпа, любопытства и авантюрности. И к тому времени, когда набрал, Джерри уже не было. И может быть, именно его уход ускорил мое развитие.

Не могу не думать о том, как, наверное, доставало его то, что приходится стоять рядом со мной, когда внутри его тикали часики, побуждая рвануть вперед. Не могу не думать о том, что, наверное, я его тормозила. Может, если бы он встретил другую женщину, жизнь его прошла бы интереснее, разнообразнее, насыщеннее. Эти мысли тоскливы – что-то вроде самобичевания, но сердце мое всегда на них отзывается. Отвечает со всей уверенностью, твердо зная, что при всей разнице в темпоритмах мы всегда были гармоничны и согласованны.

Открываем бутылку вина и усаживаемся на диван с ногами, лицом друг к другу. Бокал Дениз подрагивает в ее руке.

– Начни с самого начала и не пропускай ничего. Почему ты ушла от Тома? – Мне даже произносить это неприятно.

Внутренний резервуар Дениз переполняется, и от полного самообладания она переходит к полной его потере. Она заливается слезами, но я не в силах терпеть.

– У него что, кто-то есть?

– Нет, – почти смеется она, вытирая глаза.

– Он тебя бил? Ударил?

– Ну что ты, ничего подобного.

– А ты его?

– Нет!

Никак не могу найти коробку с бумажными платками. Иду в ванную, возвращаюсь с рулоном туалетной бумаги. Дениз слегка успокоилась, но голосок у нее такой слабый, что приходится прислушиваться, что она там лепечет.

– Он очень хочет ребенка, на самом деле, – говорит она. – Пять лет, Холли. Мы пытаемся уже пять лет. Мы спустили на это все наши сбережения, у нас ничего не осталось, и все равно я не могу дать ему ребенка.

– Вообще-то для этого нужны двое… не ты одна.

– Нет, это моя вина.

Этого мы раньше не обсуждали. Я никогда не спрашивала, не мое дело.

– Если я уйду, он сможет жениться на ком-то еще и жить так, как он хочет. Не хочу стоять на пути.

У меня отвисает челюсть.

– Ничего глупее в жизни не слышала!

– Конечно. – Она отворачивается от меня к камину, адресуя ему свои аргументы. – Ты не жила так, как мы. Каждый месяц он полон надежд. Ты не представляешь, каково это. Разочарование за разочарованием. И потом, эти походы к врачам! Каждый раз, когда мы заново начинаем ЭКО, он каждый раз верит, что уж тут-то получится. Но ничего не выходит. И не выйдет. Никогда.

– И все-таки шансы еще есть, – тихо говорю я.

– Нет, – непререкаемо отвечает она. – Потому что больше я стараться не стану. У меня нет сил. Кончились силы. – Она промокает глаза. – Я знаю, что Том меня любит. Но еще я знаю, чего он хочет больше всего на свете, и этого я ему дать не могу.

– Следственно, разбив ему сердце и уйдя от него, ты сделаешь его жизнь легче? – Она хлюпает носом. – Ты ему нужна, Дениз.

– Я знаю, что он меня любит, но бывает так, что этого недостаточно. Все семь лет, что женаты, мы одержимы желанием иметь ребенка. Мы только об этом и говорим. Мы копим деньги и строим планы, строим планы и копим деньги, все ради ребенка. Больше ничего нет. Это главное, ради чего мы живем. И теперь понятно, что ребенка не будет. Так зачем мы нужны? Какого черта? Если мы разведемся, я знаю, кем мы не будем. Я не буду женой, которая не может родить, а он не будет верным мужем, который смирился со второсортной женой. Разве я не права?

– Права, – соглашаюсь я. – Но это неправильно.

Мы молчим, сосредоточившись на вине. Я делаю глоток, ломая голову, что бы такое поумнее сказать, что дернет за рычажок и изменит ход ее мыслей. Дениз жадно пьет.

– Уже нашлись покупатели на дом? – спрашивает она, меняя тему. Ее бокал пуст.

– Нет.

– Не пойму, отчего бы тебе не съехаться с Гэбриелом уже сейчас, пока дом продается.

– Я не переезжаю к Гэбриелу.

Дениз делает большие глаза.

– Ты передумала?

– С ним будет жить его дочь, и он хочет подождать, дать ей привыкнуть, прежде чем делать следующий шаг. И сразу скажу, чтобы ты не спрашивала, что, по его расчетам, уйдет на это примерно два года.

– Какого черта? – вскидывается она, брызги вина летят изо рта, и одна из капель – прямо мне в глаз. – Ох, прости! Так что, неужели он хочет порвать с тобой?

– Он утверждает, что нет, но я чувствую, что будущее наше в тумане. – Делаю глоток.

– Но ведь это он хотел, чтобы ты переехала!

– Я знаю.

– Месяцами об этом твердил!

– Я знаю.

– Да это же бред!