— Не смешно, ушастый! Ты, между прочим, даже сейчас оказался самым настойчивым и упрямым: заметь, за тобой не стоит толпа из желающих составить мне компанию!

— Они просто испугались…

— Правильно испугались! — сурово оборвала его Гончая. — Я несу с собой смерть, и это не преувеличение. Ко мне нельзя приближаться и нельзя смотреть прямо в глаза! Понял?

Элиар небрежно прислонился плечом к ближайшему дереву и, внимательно взглянув на нее издалека, вдруг покачал головой.

— Знаешь, мне вдруг пришла в голову одна мысль. Может, ты специально убил пересмешника у всех на виду? Для того чтобы все, так сказать, прочувствовали? Между прочим, отличный ход: и с кровососом разобраться, и остальным показать, что к тебе опасно приближаться. Ты ведь, я заметил, любишь быстрые решения?

Белка хмыкнула.

— Ишь какой умный… Нет, специально ничего не планировал. Но подыграть — малость подыграл. Можно сказать, одним ударом двух кроликов зашиб: и от нежити избавился, и… гм, от вас. В том смысле, что парни, кажется, до сих пор не отошли от потрясения.

— Я знал, — торжествующе улыбнулся эльф. — Ты и нежить использовал так, как посчитал нужным. Ты вообще используешь все, что только подворачивается под руку. Даже нашего темного друга.

— Ты проницателен, — слабо улыбнулась Белка. — Молодец. Хвалю.

— Значит ли это?..

— Нет. Иди куда шел и не оборачивайся, не то мне придется прибить еще кого-нибудь, чтобы твои инстинкты снова приняли правильное направление. Но про рассудок я не зря тебе говорю — верь ему, Элиар. Верь даже тогда, когда чувства кричат обратное. Верь, потому что он никогда не ошибается.

Это началось после полудня. В какой-то момент пробирающиеся по лесу воины вдруг ощутили, что им здесь не рады. Нет, им и раньше не особо демонстрировали приязнь, наглядно показывали, что терпят только ради хозяина, наблюдали, оценивали, скрипели потихоньку зубами, но все это было как-то далеко. В стороне, за надежной стеной из веток, листьев и всего остального.

А теперь все изменилось. Сперва потемнели небеса, а пышные кроны деревьев недовольно зашелестели. Солнце пугливо спряталось за тучи, и окружающий мир стремительно преобразился. Казалось, мирные рощи навсегда исчезли среди буреломов и непролазных чащоб, веселое щебетание на ветках прекратилось, пропали уютные овражки и полянки, напрочь испарились беззаботные мотыльки. И спустя всего несколько часов после рассвета вокруг на многие версты снова раскинулся непроходимый и недобрый кордон, непролазная чаща, где только ловкие Гончие умудрялись найти едва заметные даже эльфийскому взгляду проходы.

Создавалось впечатление, что присутствие Таррэна перестало действовать на местную живность. Людей провожали внимательными взглядами, уже не скрываясь. Мошки, комары, неподвижно сидящие на цветах бабочки, молчаливые птицы на ветках, поразительно крупные белки, барсуки… Обитатели леса словно готовились сообща накинуться на дерзких двуногих. Звери постепенно подбирались все ближе, сбиваясь в стаи и выразительно облизываясь.

Одно хорошо: хмер и других опасных тварей пока видно не было, но с каждой минутой Траш нервничала все больше. Карраш и вовсе начал пугливо жаться к хозяйке, а Гончие в конце концов окружили встревоженных людей и так, под плотным конвоем, повели дальше.

Таррэн, поддавшись общему настроению, тоже забеспокоился. И в который раз мысленно велел: «Назад!» Но впервые за последние дни не почувствовал отклика. Словно в пустоту крикнул, не ощутив в ответ ничего, и это было по-настоящему страшно.

В чем дело? Почему его больше не принимают здесь, как хозяина? Почему они молчат и смотрят все так же жутко?

Белка кинула быстрый взгляд по сторонам и неожиданно остановилась перед поваленным бревном толщиной в два обхвата. Ничего странного в нем не было — просто гигантский ствол, так некстати попавшийся на пути. Но Гончая не только не пошла дальше, а даже отступила, после чего невероятно грациозным движением пригнулась к земле и тихо зашипела, умудрившись проделать это одновременно с оскалившейся Траш.

Сверху им в ответ сердито цокнула белка. В соседних кустах кто-то возмущенно зашуршал листьями, но шум быстро стих. А секундой позже старое бревно вдруг шевельнулось и превратилось в массивное змеиное тело, при виде которого люди невольно попятились.

Спрятавшийся среди листвы гигантский питон был воистину страшен. Умело укрывшись среди нагромождения листьев, шипов и зловещих колючек, он разместил громоздкое туловище так, что сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, что перед ним — не поваленный бурей сухостой, а самая что ни на есть змеюка.

Белка зашипела громче и опустилась на четвереньки, окончательно став похожей на хмеру. Она не шевелилась, не дрожала от напряжения и, кажется, совсем не боялась. Только глухо ворчала на одной низкой ноте и неотрывно смотрела вверх и влево, словно именно там чуяла смертельную угрозу.

Таррэн совсем встревожился, потому что больше не мог сказать, откуда исходит опасность. Даже не почуял проклятого змея, хотя должен был! Кажется, он внезапно утратил странное единение с этой природой. Но, что самое страшное, неожиданно понял, что больше не слышит Лабиринт. Совсем. Как отрезало. Он ослеп, оглох и лишился всех своих новых способностей. И это случилось так резко, что он на какое-то время даже растерялся и только потом заметил неестественное спокойствие подобравшихся Гончих.

Как оказалось, Шранк уже давно прикрыл его с левого бока, Крилл и Адвик незаметно пристроились справа. Волкодавы сторожили светлых, Урантар присматривал за нервничающими людьми. Но все они даже сейчас оставались нечеловечески спокойными. Даже за оружие пока не схватились. Не ощетинились стрелами и не подняли арбалеты, хотя угроза ощущалась буквально кожей!

Вот, значит, как они совершают свои рейды? И каждый день готовятся именно к этому? Зная, что в любую секунду сверху, снизу, сбоку, да откуда угодно на них может кинуться какая-нибудь ловкая тварь, и понимая, что, если она будет удачлива, то обязательно заберет кого-то из отряда.

Тогда неудивительно, что у Гончих такие глаза: бесстрастные, холодные, мертвые. Кажется, уходя в рейд, они готовы больше не вернуться. Каждый раз прощаются с домом навсегда. Каждый раз мысленно умирают для остальных. Каждый раз теряют здесь частичку самих себя, а под конец, когда совсем ослабнут и станут чуть медленнее, чем здешние звери, теряют и жизнь. И это так же неизбежно, как восход и закат на здешней нерадостной земле.

Белка даже не вздрогнула, когда в нескольких шагах от нее вдруг зажглись два огромных желтых глаза с неподвижными вертикальными зрачками. Они были так велики, что люди непроизвольно шарахнулись прочь, но, спасибо Гончим, не сумели сделать ни шагу. Даже тогда, когда из густой листвы высунулась гигантская, со взрослую хмеру, голова черного питона и неторопливо мазнула воздух раздвоенным языком как раз возле лица хищно прищурившейся Гончей.