Господам, посвящавшим время и мысли удовлетворению жен в семейной спальне, хватало энергии, чтобы проделывать то же самое с любовницей в «гарсоньере» (холостяцкой квартире) или с городскими дамами, почти целый день и ночь охотившимися на мужчин в кафе.

Если у мужчины не было постоянно сменявшихся любовных интриг, он их выдумывал. Только так можно было сохранить уважение коллег по работе и в обществе.

Француз высоко ценил себя как любовника – ненасытного, опытного и утонченного. Часто это соответствовало истине. Но этот имидж, истинный или ложный, сохранился, к откровенной зависти мужчин других рас и к тайной зависти их жен.

Наиболее преуспевшие парижские дамы полусвета получили прозвище «львицы». Они составляли элиту, жили по стандартам высшего класса. Гетеры существовали и раньше, но величайшего триумфа добились при Второй империи.

В газетных репортажах их называли по имени, сообщая об их присутствии в опере или на скачках. У них имелись пресс-агенты, как у нынешних кинозвезд, и, так же как в Англии, мужчины, замеченные в их обществе, гордились этим.

Самой блистательной «львицей» была Ла Паива, дочь владельца магазина в Москве. Она выстроила в Париже дворец с лестницей из оникса, стоивший несколько миллионов франков. Одна ее кровать стоила 100 тысяч золотых франков. Теофиль Готье, увидев ее, воскликнул: «Годится для султана из «Тысячи и одной ночи»!»

Эти женщины запрашивали фантастические цены. Лорд Хертфорд выложил миллион франков за одну ночь с графиней де Кастильоне.

Пока дамы полусвета сколачивали капиталы, философы и ученые писали и говорили о любви. Если Стендаль рекомендовал соитие до свадьбы в качестве лучшего способа подготовки к браку, а советы Бальзака в «Философии брака» навлекли на себя огонь критики, дать точное и блистательное описание деликатного равновесия между физическим и психическим выпало женщине.

Аврора Дюдеван написала больше сотни романов под псевдонимом Жорж Санд. Она была романтиком, искала и не нашла абсолютного счастья в любви; жила с бесчисленными мужчинами, но ни один ее не удовлетворил. .

Темпераментные идеалистические произведения позволили ей занять место и в литературе, и в науке о сексе, хотя сама она стояла посредине между полами.

Ее первым любовником был чиновник из магистрата, который поцеловал ее в Лурдском гроте. Второй стал отцом ее ребенка, третий уговорил оставить надоевшего мужа и бежать с ним.

В Париже Аврора, теперь уже Жорж Санд, начала писать. Писала она по двадцать страниц в день. Она стремилась к независимости потому, что желала полностью одержать верх над мужчиной, с которым жила, в том числе и в сексе.

Жорж Санд не была лесбиянкой, но считала мужчин покорными рабами, пока они не удовлетворят свои желания, после чего становятся грубыми деспотами, интересуясь только собственным удовольствием. В романе «Лелия» она так описывает спящего мужчину:

«Я почувствовала какую-то незнакомую лихорадочную жажду, не утолимую никакими объятьями… Он казался мне столь прекрасным… Порой я в мечтах уношусь вместе с ним и тогда утопаю в потоках неописуемого сладострастия… Но он пробуждается, и счастье мое улетает. Я вновь вижу мужчину, грубого, жадного, как дикий зверь, содрогаюсь и убегаю. Но он меня преследует, требует расплатиться за прерванный сон и выжимает из доведенной до обморока, полумертвой женщины свои дикие удовольствия до последней капли».

Первый роман принес ей известность. Взяв мужское имя, она одевалась в мужской костюм, курила сигары, но оставалась измученной, бешеной женщиной-нимфоманкой. Двадцатитрехлетний Альфред де Мюссе увез ее в Венецию, но заболел, и она изменила ему с посещавшим его врачом.

Двадцатисемилетний Фредерик Шопен был помолвлен с польской девушкой, но Жорж Санд соблазнила его.

«Что говорят ее глаза, – писал он в дневнике, – вопрошающие глаза, полностью сосредоточенные на мне. Она учится играть на фортепьяно, взгляд ее словно поток огня… мое сердце в плену… Она любит меня… Аврора – какое прекрасное имя».

Это было за десять лет до того, как Шопен наконец бежал от ее сексуальных домогательств. Назойливость Авроры и их перебранки подорвали его физическое и душевное здоровье.

На более раннем этапе любовного романа Жорж Санд и Шопен провели на Майорке несчастную зиму, шокируя щепетильное местное население. Она писала: «Еще месяц, и мы умрем в Испании. Шопен – от меланхолии и отвращения, я – от злости и возмущения».

Испания в XIX в. как магнитом притягивала путешественников. Француз маркиз де Кюстин говорил, что нашел там последнее прибежище романтической страстной любви.

«Во Франции любовь – интрига, беседы, суета; в Испании – блаженство; здесь все – результат неожиданных и внезапных связей, все происходит невольно, от первого соблазна чувств до вершины счастья. Любовь – жизнь для тех, кто нашел ее в Испании».

Любовь в Испании следовало воспевать. Сочинялись coplas на каждый случай, для каждой ситуации. Вот язвительный coplas из Галисии:

Один андалузский coplas еще циничнее: «Брак – что дыня, из сотни сладка лишь одна».

В Мадриде и Севилье любовь развивалась по общим романтическим правилам. Совершались бесчисленные самоубийства, ежедневно разыгрывались мелодрамы.

Хосе де Ларра, застрелившийся в двадцать семь лет из-за любви к женщине, писал:

«Есть тираническая любовь, которая убивает; любовь, которая, точно молния, губит сердца, где зажглась».

Даже религиозные образы подверглись влиянию пола. Генри Инглис, побывавший в Севилье в 1831 г., рассказывал, как две участвовавшие в религиозной процессии статуи – Девы Марии и святого Иоанна Крестителя, – одетые в лучшие и самые пышные наряды, пришлось раздеть из-за проливного дождя. Дождь не прекращался, и было решено оставить их на ночь в соборе.

Кто-то спросил: «А можно ли оставлять вот так, без всего?»

Послали за канониками. Один сказал: «Не следует оставлять Ее наедине со святым Иоанном». Другой изрек: «Подожги коноплю, и появится дьявол, чтобы раздуть огонь».

Тогда отправили послание генерал-капитану с требованием прислать стражу с факелами, которая последила бы до утра за Девой и святым Иоанном.

Во второй половине века во всей Европе бушевали многочисленные сексуальные конфликты и скандалы.

В Баварии король лишился трона из-за любви к женщине. Он был не первым и не последним.

Лола Монтес, уроженка Лимерика, – одна из самых восхитительных в мире авантюристок. Ее отец был ирландцем, мать – испанского происхождения, и она обрела ошеломляющую красоту, сочетавшую черты обоих.

Она бежала с армейским офицером, бросила его, стала не слишком преуспевающей танцовщицей, через своих любовников добилась ангажементов в Брюсселе и Варшаве, где в двадцатишестилетнем возрасте напоминала критикам Венеру Книдскую.