Анна была на грани срыва, когда ей неожиданно вспомнилась строфа из стихотворения:

Если она будет попусту болтать о таких незначительных пустяках, она может потерять самообладание… и, в конечном счете, проиграть всю битву.

— Это подождет, — оживленно сказала она и краем глаза увидела, как у Моники отвисла челюсть. — Нам нужно поговорить.

— О чем? — угрюмо спросила Моника.

— О маме. Ей хуже.

— Ну и?.. — Моника даже не притворялась, что беспокоится.

— И… — Анна глубоко вдохнула. — Это становится невыносимым.

— Разве это не то, за что я плачу Эдне?

— Эдна не все время там.

— Ну, тогда пускай задерживается на час-два в неделю. — Моника говорила так величественно, как будто предлагала миллион долларов.

— Это не то, о чем я думала.

— Да перестань ты, неужели все так плохо? Все, что она делает, — это сидит перед телевизором.

«Как будто ты можешь об этом знать».

— За ней нужно следить каждую минуту. На прошлой неделе она чуть не подожгла дом.

— И что, по-твоему, я должна с этим делать?

— Думаю, ты знаешь.

Моника удивленно посмотрела на сестру. Она не привыкла к тому, чтобы Анна говорила так прямо, и это внезапно выбило почву у нее из-под ног.

— Ты имеешь в виду дом для престарелых? — Голос Моники звучал бесстрастно.

— Я не вижу другого выхода.

— Ты говорила с Лиз? — увиливала от прямого ответа Моника.

— Она двумя руками «за».

— Ей легко говорить. — Монике не нужно было продолжать: Лиз не будет оплачивать счета.

Пульс на виске у Анны начал колотиться с сумасшедшей скоростью. Если Моника не согласится, то ей не останется ничего, кроме как выставить дом матери на продажу. И даже в этом случае денег, которые она получит, будет недостаточно на долговременный уход за Бетти в одном из лучших домов для престарелых. Их мать закончит жизнь в одном из тех отвратительных мест, которые были чуть лучше, чем ночлежки для бездомных.

— Разумеется, без тебя мы ничего не сможем сделать, — сказала Анна так невозмутимо, как только могла.

— Черт побери.

Анна уменьшила скорость перед следующим поворотом, заметив крутой обрыв впереди. Если бы она в результате несчастного случая упала со скалы, это решило бы все проблемы, не так ли? Потом она вспомнила о Марке… о Лиз… и о своих верных друзьях — Лауре и Финч. Жизнь, которая лишь несколько недель тому назад казалась Анне невыносимой, вдруг показалась ей драгоценной.

— Я не собираюсь тебя упрашивать, — решительно сказала Анна. — Она и твоя мать тоже.

— Я внесла больше, чем ты и Лиз.

Анна сдержала резкий ответ, вертевшийся у нее на языке.

— Послушай, я не говорю, что ты не была щедрой: без Эдны мама оказалась бы в таком учреждении…

«Как жена Марка». Анна почувствовала вспышку эгоистичной радости, слушая его откровенный рассказ, но, увидев на его лице боль, ощутила, как ее немедленно охватило чувство вины. И зависти тоже. Будет ли какой-нибудь мужчина когда-нибудь так же любить ее?

— Ты, должно быть, думаешь, что я печатаю деньги, — раздраженно сказала Моника. — Ты знаешь, сколько мне стоил этот короткий отпуск? Три тысячи долларов. И я не верну их в ближайшие дни. — По правде говоря, дни актерской карьеры Моники, скорее всего, были сочтены, но Анна посчитала, что счет за месяц в «Патвейз» стоил столько же, во сколько обходилось Монике ее портфолио за тот же промежуток времени. Монике не придется в скором времени идти в богадельню.

— На следующей неделе я буду смотреть дома для престарелых, — продолжала Анна тем же размеренным тоном. Она нарочно не упомянула, что Марк предложил поехать вместе с ней, Моника могла неправильно это истолковать. — Я хотела бы уладить вопрос с деньгами.

— А если я не соглашусь?

Пульсация теперь раздавалась в двух висках. Анна вспомнила ответ Марка: приготовься к тому, что последствия могут быть какими угодно. Ее пульс успокоился, и она вспомнила еще кое-что — реакцию Моники в прошлый раз, когда Анна пригрозила уволиться. Возможно, она нуждалась в своей зарплате, но Моника нуждалась в сестре еще больше.

— Не думай, что мне это понравится, — холодно ответила Анна.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сама могу занять место Эдны.

— Очень смешно. — Моника выдавила из себя смешок, такой же фальшивый, как и напускная храбрость, с которой она говорила. — Ты этого не сделаешь. Ты обещала.

— Обещания вполне могут быть нарушены.

— Это угроза?

Анна пожала плечами.

— Я запросто могу тебя уволить, — продолжала Моника, повысив голос.

— Тогда давай, уволь меня.

— Ты это не серьезно.

Анна мысленным взором окинула свое прошлое: массу унижений, годы раболепства, — и как будто пелена спала с ее глаз. Ей вдруг все стало ясно. «Любой исход будет лучше, чем это», — подумала она. Продавать карандаши на улице — или свое тело, если дойдет до этого.

— Я еще никогда не говорила серьезнее, — решительно сказала Анна.

Моника уставилась на нее, почувствовав произошедшую в сестре перемену. Анна заметила страх в ее прищуренных глазах.

— Хорошо, — фыркнула Моника. — Первым делом завтра утром я ожидаю твое заявление об увольнении.

Это было так похоже на эпизод из кинофильма, что Анна рассмеялась.

— Дай я угадаю — «Сладкий запах успеха»? — Она слегка подтолкнула Монику локтем. — Перестань, не выступай. Я твоя сестра.

— Которую ты, кажется, без труда забыла, — нижняя губа Моники задрожала.

— А чего же ты ожидала? Ты не оставила мне другого выбора.

— Ты бы не посмела так обращаться со мной, если бы… — Моника запнулась, возможно не желая переигрывать. Вместо этого она жалобно сказала: — Легко воспользоваться кем-то, если он слаб.

— Тебе нужно организовать телемарафон, — со смехом сказала Анна. — Его мог бы вести Джерри Льюис.

Моника выглядела ошеломленной, и сама Анна была несколько шокирована. Неужели она действительно это сказала? Если бы кто-нибудь подслушивал их, то подумал бы, что она бессердечная. Но, черт возьми, она устала бегать вокруг Моники на цыпочках. И полноценная или нет, Моника все же не была Камиллой.

— И ты действительно сможешь это сделать, — бросишь меня на произвол судьбы? — голос Моники стал глуше. — Почему бы тебе тогда просто не съехать сейчас на обочину и не выбросить меня на тротуар?