– Я так и подумал, что вы ринетесь лопатить архив, – Чалов не усмехался, говорил буднично, деловито. – Ладно, попытаемся идти разными путями, но в одном направлении, хотя это и трудно и вообще против правил... У меня на сегодня запланирован допрос Натальи Литте и еще кое-какие беседы, так что через час приезжайте в областную прокуратуру, пропуск я вам закажу. Кассету не забудьте.

Катя сначала не поняла – кто такая эта Литте. А потом память нарисовала блондинку в розовом и джинсовых шортах, косящую под Мэрилин Монро, на пороге ясногорского морга.

Именно так все (и Катя, оказывается, тоже) и представляли себе Перчик...

Странно, что та медсестра в ясногорской больнице увидела ее совсем по-другому... Или то был лишь мираж, игра света и тени в плохо освещенном больничном коридоре?

Увы, как Катя ни торопилась в прокуратуру, но «через час» она не успела. Сначала пришлось отправить в «Криминальный вестник Подмосковья» три статьи и проверить электронную почту. И добраться еще надо было с Никитского переулка по забитым транспортом московским бульварам до нового здания, где сидели прокурорские следователи.

Пропуск от Чалова уже ждал Катю на КПП: кабинет на третьем этаже. И там уже полным ходом шел допрос Натальи Литте.

Катя открыла дверь, постучав.

– Валерий Викентьевич, это я. Извините, можно?

– Заходите, располагайтесь.

Катя отметила, что Чалов – порозовевший и деятельный – явно в ударе. Вот что делает общество молодой хорошенькой свидетельницы даже с такими заплесневелыми сухарями следствия.

Наталья Литте (Перчик) явилась в прокуратуру в алых туфлях Джимми Чу и летнем костюме, белом в черный горох, туго облегавшем ее формы. Платиновые волосы тщательно уложены, глаза томно подведены, на губах помада «Шанель» – вид такой, точно сошла с плаката «В джазе только девушки».

Она оглянулась на Катю.

– Это вы, значит, «злой» следователь? – спросила она, хриплый голосок ее выдавал заядлую курильщицу и любительницу вечеринок.

– Простите?

– Ну как же, когда двое в вашей конторе допрашивают, то один всегда доброго дядю из себя изображает, а другой – злого.

– Эти дяди и тети – устаревший метод, – кротко ответила Катя.

– А, понятно, – Перчик – Наталья Литте кивнула.

«С точки зрения логики, – подумала Катя, – допрос этой девицы самый правильный вариант, и то, что Чалов к нему обратился, лишь доказывает его рациональность. До тех пор пока Полина Каротеева недоступна для допроса, эта вот подружка (или все же невеста?) Гаврилова – один из важнейших свидетелей по делу».

И Чалов словно подслушал ее замечание «про невесту».

– Так вы собирались выйти замуж за Валентина Гаврилова? – спросил он.

Такие вопросы задаются «на протокол» обычно где-то уже в середине допроса, ближе к концу, и Кате оставалось лишь надеяться, что из-за своего опоздания она не пропустила что-то важное.

– Мы начали это серьезно обсуждать, – ответила Наталья Литте так, словно речь шла о покупке машины. – Там, где он работал, и в тех кругах, где он вращался, предпочитают женатиков. И я надеялась...

– Что он сделает вам предложение до своего назначения на должность?

– Ну что-то в этом роде. Как вы все сечете быстро, – Перчик усмехнулась. – А тут у вас можно курить?

– Тут у нас пожарная сигнализация. Нет.

– Умираю без сигарет... Ну а потом это все как-то сначала отошло на задний план, а потом и вообще...

– Он узнал про свой недуг?

– Да, он узнал про свою болезнь.

– Но это же, насколько я понял, болезнь не одного года, а многих лет... Как же так, что он не лечился все это время? Он что, не ходил к врачам?

– В тридцать лет ходят в поликлиники, если нужен больничный. А Валя был трудоголик, и... там, где он работал, не терпят лодырей с больничными. Больным там не доверяют, там все должны иметь отменное здоровье. Он обратился к врачам, причем не в ведомственную поликлинику, а сначала к частным, лишь когда... почувствовал себя скверно. И оказалось, уже было нечего лечить. Поздно.

– И вопрос о вашем браке отпал сам собой?

– Я бы осталась с ним до конца, – сказала Наталья Литте – Перчик.

– Я не сомневаюсь, – Чалов склонился над протоколом. – Скажите, фамилии Ковнацкий и Каротеева вам не знакомы?

– Нет, никогда их не слышала.

– А про Ясногорск Валентин Гаврилов вам не рассказывал?

– Только в общих чертах, то, что связано с его работой, назначением и партийными делами. Он еще говорил, что эти места знает с юности – его отец там работал, и они с матерью приезжали летом.

– Вы встречались с его матерью?

– Нет. Никогда. Я слышала, что сейчас... в общем, она нездорова. Она давно и серьезно больна.

– О своем прошлом он вам рассказывал?

– Я спрашивала его. – Наталья Литте положила ногу на ногу, слегка покачивая туфелькой на высокой шпильке. – Мы ведь какое-то время с ним планы строили совместной жизни, а не просто я его любовница была, в койке с ним кувыркалась... Конечно, я его спрашивала, но он... Он всегда отвечал, что прошлое – это только у женщин. У мужчин – настоящее и будущее.

– А что происходило в настоящем вокруг Гаврилова?

– Да все было как обычно.

– Так-таки и все?

– Да нет, конечно, он сильно изменился... Мужчины ведь ничего в жизни так не страшатся, как серьезно заболеть. Мне кажется, это Валькино нехождение к врачам, оно и было связано с... ну с боязнью... а вдруг что-то найдут? Он не один, многие мужики такие. Прячут головы, как страусы в песок. И потом, еще эти звонки...

– Какие звонки?

– По телефону, причем на его сотовый номер. При мне это случилось – звонок... И, видимо, это был не первый, потому что он прямо почернел весь сразу и рявкнул на звонившего, что не желает это обсуждать. И отключил телефон... Потом, когда он его снова включил через какое-то время, пришли sms.

– Вы их прочли?

– За кого вы меня принимаете? Я не проверяла его телефон, а для проверки его почты у него секретарь имелся на Краснопресненской набережной. Только вряд ли они вам сообщат, что там в его почте.

– В этом вы абсолютно правы, я даже времени на запросы в Белый дом тратить не буду, там свои порядки, – усмехнулся Чалов. – Но видите ли... вы вот очень удивились в начале нашей беседы, отчего я снова вызвал вас... Так вот за одни сутки там же, в Ясногорске, одного человека зверски убили, а второго пытались убить. И этих людей знал ваш покойный жених, и они его тоже знали.

– Я не понимаю... Убийства? Какие убийства? – Наталья Литте моргнула и захлопала густо накрашенными ресницами, как кукла Барби. – Господи, как все это ужасно. Я никак не могу прийти в себя от Валиной смерти. Это так несправедливо... все должно было быть совсем не так.