Гроб вынесли во двор и поставили на две табуретки. Кто-то раскрыл над ним зонт, словно Никите не было уже все равно…

Ольга осторожно протянула руку и потрогала его грудь чуть ниже ключицы. Она была твердой, словно налитой, полукругом начиналась прямо от шеи. круто вздымалась и опадала к животу. Новый пиджак топорщился на груди… А главное, не было ее любимой ложбинки, куда так удобно укладывалась щека… Впадинка под ключицей разгладилась, словно заросла внезапно.

Народ подходил прощаться. Наташка легонько коснулась губами Никитиной щеки и отступила. Ксения, не глядя на Ольгу, положила ему в ноги букетик хризантем и отошла в сторону. Она тоже поменялась рейсами, когда Мишка рассказал ей, в чем дело. Они с ним прошлой ночью долго бегали вокруг двора и по путям, искали, звали Ольгу. Мишка боялся, что она попадет под состав: чумная какая-то, идет, словно не видит куда…

— Ты его поцелуешь? — тихо спросил он, склонившись сзади к Ольгиному уху. — А то мы крышку сейчас закроем.

Ольга отрицательно помотала головой. Целовать что-то твердое, холодное, целлулоидное и притворяться перед самой собой, что это Никита? Невозможно… Пусть губы хранят еще воспоминание о его живых, настоящих поцелуях, о солоноватом вкусе его разгоряченного тела, о его запахе силы, молодости и страсти…

А это не Никита. Это чужая оболочка. Словно оставленная улиткой пустая раковина-домик. Эта мертвая плоть чужая на ощупь, у нее неприятный запах формалина и вкус, наверное, как у восковой груши, которую Ольга в детстве надкусила на уроке рисования…

А Никита уже не здесь, не в этой пустой оболочке. Его душа витает рядом. Он видит и слышит все, что они говорят, но просто не может ответить, не может прикоснуться сам, ведь у него нет плоти…

Ребята опустили крышку на гроб, и Лидка схватила Ольгу в охапку, прижала к груди и зарыдала в голос. — Не реви, — тихо сказала ей Ольга. — Это ведь не он. Ты разве не знаешь?

К кладбищу народу осталось еще меньше, всего-то человек десять, в основном мужчины, мать Никиты да Ольга с Лидкой. Ксения поехала в столовую накрывать столы к поминкам.

В яме уже собралась вода. Гроб быстро опустили в нее, забросали сверху липкой землей, сформовали холмик и поставили углом несколько венков. Слов не говорили, постояли минутку и молча потянулись к выходу.

Ольга задержалась у холмика, кивнула Лидке: иди, мол, я догоню.

— Оля? — вдруг совсем рядом тихо позвал ее мужской голос, так похожий на Никитин, что Ольга встрепенулась и порывисто оглянулась.

Однако вместо Никиты она увидела перед собой незнакомого человека с такой стертой, невыразительной внешностью, что через пять минут в толпе его невозможно было бы узнать.

— Вы Оля? — полуутвердительно сказал он. — Можно вас на два слова? Вот сюда отойдем?

Он взял ее под локоть и увлек за собой на боковую дорожку, так что кусты боярышника скрыли их от центральной аллеи.

— Вы кто? — спросила Ольга скорее из вежливости, чем из интереса.

— Это неважно. Я друг, — торопливым шепотком зачастил он. — Слушай внимательно и никому не говори, что я к тебе подходил. Я знаю, кто это сделал Эго крутые мужики, детка. Бери подружку и дуй подальше. Никита дурак самоуверенный, вот и поплатился. Но ты имей в виду, что он первый, а вы следующие.

— А зачем вы меня предупреждаете? — спросила Ольга. — Не боитесь, что я кому-нибудь о вас расскажу?

— Не боюсь, — хмыкнул он. — Мне уже все равно. А тебя жалко, девка ты красивая, и Никита к тебе по-серьезному был… В общем, все мы влипли…

Он махнул рукой, отступил на шаг и пропал за соседней оградкой. Только кусты шевельнулись, словно от порыва ветра.

Выпито было немерено, а выкурено еще больше. Ксения уже заснула тяжелым сном, а Лидка с Ольгой сидели на кухне, тупо таращась на пустые бутылки.

Голова была чугунная, мысли едва ворочались, но хмель не брал, и сон не шел.

— Наверное, нам и правда надо смотаться, — сказала Ольга. — Никита мне тоже об этом говорил….. Только я, дура, думала, что он от меня избавиться хочет… Думала, может, надоела ему…

Лидка громко икнула.

— К-куда нам сбегать? И на какие шиши? У меня на свадьбу уж все закуплено. Через месяц справлять… Опять, что ли, отложить?

— Лид, ты не поняла? Нас могут убить.

— Вот еще! — возмущенно фыркнула Лидка. — Нас-то за что? Мы ж никому ни словечка.

— Никита тоже на каждом углу не трепался.

— Никита их лично знал, — резонно заметила Лидка. Она хоть и выпила изрядно, но практическая сметка у нее всегда работала. — Он дела с ними крутил. Может, его и не за это вовсе пришили. Может, за долги какие… Ты знаешь?

— Нет, — призналась Ольга.

— Вот и я нет. Так с чего нам бегать, не пойму? Кто нас видел?

— Бородатый. Который сумки в вагон заносил, — вспомнила Ольга.

— Ну и что? Мало ли на железке проводниц? Тем более мы на месте не сидим: приехали — уехали, — сказала Лидка. — А сейчас вообще поедем на Хабаровск. Прикинь, Оль, шесть дней в пути… Ты по той трассе ездила?

— Ни разу.

— Я тоже, — Лидка с хрустом потянулась. — Говорят, там дорога прямо вдоль Байкала идет. Девки рассказывали, что, если договориться, машинист поезд останавливает ненадолго, и искупаться даже успеешь.

— Купаться, небось, холодно уже, — поежилась Ольга.

— Да прям! Природа взбесилась. Ты прогноз слыхала? Это у нас на юге холодрыга, а в Сибири до сих пор плюс тридцать.

Она была рада, что Ольга немного ожила после большого количества водки, стала адекватно реагировать на разговоры, и теперь старалась расшевелить ее еще больше.

Бедная Лидка уже всерьез полагала, что подруга тронулась умом от горя. Она даже Игорьку запретила приходить на похороны, чтоб он своим видом не напоминал Ольге о том, что у некоторых людей женихи и любимые вполне живы и здоровы.

— Говорят, там омуль в Байкале есть, — с энтузиазмом продолжила Лидка. — Купим с тобой побольше, а на обратном пути загоним. Это ж деликатес!

— Хватит, — мрачно оборвала ее мечтания Ольга. — Икру мы уже загоняли. Нам, подруга, надо катушки сматывать, жизнь свою спасать, а ты опять о деньгах.

— Так без них, родимых, какая жизнь?! — хохотнула Лидка. — Без них уж точно: ложись да помирай.

Ольга посмотрела на подругу. Лидкино природное жизнелюбие и беспечность были заразительны. Мысли о смерти и об опасности сразу улетучивались, едва стоило посмотреть на эту пышную, рубенсовскую грудь, на задорные ямочки на румяных щеках, на лихие кудряшки, прилипшие к потному