— А другие способы? Кроме этих?

— Они оставляют следы.

— Тогда это не мой случай, — вздохнул Яровой и, простившись с доктором, вернулся в красный уголок.

Яровой вспомнил о фотографии, которую Гном так и не вернул ему утром. Сказал об этом майору. Тот вспыхнул до макушки, быстро пошел к шестому бараку. В надежде найти фото у Гнома под подушкой. Но тщетно.

Дежуривший по бараку дневальный «сявка» сказал, что фото он никогда не видел и куда его дел Гном, тоже не знает. Майор вернулся в красный уголок озабоченный, расстроенный. Яровой, глянув на него, понял все. Он уже догадывался, что фотографию у Гнома забрал «президент». И забыл вернуть? Это, конечно, маловероятно. Скорее всего специально оставил ее у себя. Чтобы самому продолжить разговор о «суке». С Яровым. Видимо, разговор Гнома со следователем пришелся не по душе «президенту». Иначе старик не пошел бы на работу. «Президент» уверен, что следователь не захочет вернуться в Магадан без фотокарточки. И оставил ее у себя в залог встречи. Но зачем? Хочет что-то поправить в рассказанном Гномом? А может хочет сказать о другом? Не связанном со Скальпом? Яровой мучительно размышлял…

— Послушайте! «Президент» сегодня вышел на работу? — обратился он вдруг к начальнику лагеря.

— Нет. Сказал, что болен.

— Значит, болен? — усмехнулся Яровой, утвердившись в своем предположении. — И часто он болеет?

— За мое время работы — первый раз, — ответил майор.

— Передайте «президенту», что я хочу с ним встретиться.

Майор молчал. Трофимыч одобрительно кивнул.

— Я прошу вас об этом! — повторил Яровой.

— Вы все обдумали? — спросил майор.

— Фото, видимо, у него! Взять нужно!

— Зачем вам? Я сам это сделаю! — нахмурился майор.

— Не надо! Я прошу вас передать ему мою просьбу. Майор недоуменно пожал плечами:

— Так что? Прямо сейчас?

— Да!

— Где вы будете говорить?

— Мне безразлично.

— Значит, на его усмотрение? — изумлялся майор.

— Пусть будет так!

Начальник лагеря вышел за дверь. Трофимыч быстрыми шагами ходил по красному уголку, словно измерял его. Время тянулось томительно долго. Наконец, вернулся майор. Лицо его горело от негодования:

— Подлец! Сволочь!

— Что случилось? — спросил Яровой.

— Он, негодяй, сказал, что ждал человека, а пришло… гм… дерьмо!

— А ты что, лучшего в свой адрес ожидал? Они Игоря еще похлеще обкладывали, — успокаивал майора Трофимыч.

— Что он ответил на мою просьбу?

— Ждет вас у себя, — повернулся к Яровому начальник лагеря. «Президент» лежал на своих нарах спиной к двери. Один. Больше в

бараке никого не было. Он не повернулся на шаги, когда Яровой молча подошел. Сел на нары напротив. Только увидев его, «президент» быстро приподнялся. Потом уселся, свесив ноги.

— Здравствуйте, — сказал Яровой.

— Здравствуй, — сглотнул слюну «президент». Они молча, настороженно изучали друг друга.

— Фотография у тебя? — принял Яровой разговор на «ты».

— Где ж ей быть еще?

— Зачем хотел встречи?

— Значит, понял! Молодец! — хохотнул «президент».

— Так что хотел?

— Ты один пришел? За дверью чисто?

— Как видишь. Говори, что хотел. Я тороплюсь.

— Времени мало? Торопимся? Я тоже торопился. Да вот придержали. Теперь зарок дал никогда не спешить, — смеялся «президент».

— Зачем Бондарева хотел опозорить? — спросил Яровой. «Президент» сразу оборвал смех. Побагровел. Наигранную веселость как рукой сняло.

— Нет, гражданин следователь, не опозорить, здесь не позором, а организованным убийством пахнет. А перед кодексом все равны. Так нам говорят, когда «законного» вора вместе с «сявкой» на работу гонят. Вот и мы говорим: Бондарев виноват. А вы проверить обязаны.

— Неубедительную вы версию выдвинули, — нахмурился Яровой.

— Где? В чем?

— В те годы, когда Скальп освобождался, Бондарев уже в этом лагере работал. Как же мог он управиться здесь и в Певеке одновременно?

— Тебе это легко установить будет. Бондарева на полгода опять отравляли в Пенек. В то время там начальник лагеря погиб. Как — не знаю. Но Бондарь был там, покуда нового начальника подыскали Послали его в Певек потому, что он не только лагерь, а и всех зэков знал. Но облажался он с «суками». Отправили их ночью на пароходе, а утром зэки узнали— бузу подняли. Бондарева самого чуть не пришибли. Нашел кого спасать! Развел сучню по всем лагерям, паскуда!

— Чего кричишь! Сам тоже имеешь и «сук» и «шестерок». В каждом бараке. А Бондареву «суки» к чему были? Почти в каждом бараке работяги имелись. Они ему при вас многое говорили. Открыто, не прячась!

— При мне?!

— Ну, не при тебе, при других!

— Брехня! Работяги никогда не сидели с фартовыми в одном бараке. В Певеке тем более. Их дальше Магадана не посылали. За то фартовые уважают работяг, что они начальству жопы не лизали. Будь то Бондарь или другой. Они никого не продавали. Это особый народ. И их не погань!

— Но Бондарев фронтовик! И у него с работягами всегда были хорошие отношения!

— Ага! Фронтовик из трибунала! Встречался он тут с некоторыми! Наслышаны, как он воевал! Да если бы не я, твой Бондарь извел бы всех зэков! Одних — в шизо! Других, как собак, стравил бы из-за бригадирства! Третьих — «сук» отдал бы на растерзание зэкам. А тех, кто слишком много знает, сам бы пришил. Есть здесь не только воры, а и мужики. Они сюда по недоразумению попали. Преступники! Так назвали вы их, а за что? Да за то, что послушались таких, как Бондарев, одни — картошку заморозили, другие— баржу на рифах потопили… И здесь послушными быками выполняли любое желание Бондаря. Калечились и замерзали на трассе. Я своих от этого уберег. И слава богу. Мне они все здесь жизнями обязаны. Все фартовые! Ни одному не позволили окочуриться от придури начальников. Они наказаны за свое уже тем, что отбывают здесь! Работают! Но сдыхать не обязаны! Ни за меня, ни за Бондаря! И я не позволю никому их загробить. Я перед зоной отвечаю за жизнь каждого. Никто не имеет права без моего слова тронуть пальцем даже самую паршивую «суку», педераста, «сявку». Я не только за живых в ответе. А и за убитого без моего ведома с любого шкуру спущу. Убийство втихую моего зэка карается той же мерой. А на смерть Скальпа и певекский «президент» не давал согласия. Не распорядился насчет жизни этого «суки». Это мне доподлинно известно. А значит, кто мог убрать его? Ответь. Кто рискнул бы своею головою из моих кентов? Никто! В этом я уверен! В своих! Но не в Бондаре! На его руках крови не меньше, чем у всех нас вместе взятых! Но с разницей большой! Мы убиваем преступников в своей касте за тяжкие провинности. А Бондарь подставлял под смерть любого, кто простодушнее оказался! Кто считался с ним, дураком! Какой же он начальник зоны? Какой он человек? Кто его так назвал и за что? Я понимаю твою ненависть к Бондареву… Он пошатнул твой авторитет, как «президента», и ты всякими путями решил опорочить имя Бондарева, даже мертвого, в глазах всего лагеря. Не хочешь ты, чтоб достойную память сохранили о нем люди! Ты тщишься доказать, что Бондарев ничем не лучше тебя и пользовался в жизни твоими методами!..