Но, зато, эта выставка как нельзя лучше подходила для долгого обсуждения, а стайка девиц, слушавшая Нильса чуть ли не с благоговением, побуждала его к длинным, пространным сентенциям с частым употреблением французских выражений вроде «Ça a ni queue ni tête».[120] Рикке требовалось немного – слушать, время от времени подогревать красноречие очередным вопросом, да поглядывать на часы.

Долгие речи возбуждают аппетит не хуже долгих прогулок, поэтому зайти куда-нибудь поужинать предложил Нильс, да еще добавил, что ужинать он намерен в Тострупе.

– Если потратился на бензин, то надо сэкономить на еде, – хохотнул он, намекая на относительную дешевизну местных заведений в сравнении со столичными.

Как и положено истинным скандинавам, Нильс экономил на всем, на чем только можно было сэкономить. Но при этом он ездил на чрезвычайно прожорливой машине. Зачем искусствоведу, живущему в Копенгагене, и большую часть времени разъезжающему на такси или на транспорте, огромный мощный внедорожник? Мальчик не наигрался с машинками в детстве? Или компенсирует таким образом чувство собственной неполноценности? Или же дело в том, что в багажнике «туарега» без проблем помещаются люди или трупы? Странный вы датчанин, господин Лёвквист-Мортен.

Рикке тоже была датчанкой. Чистокровной или не очень – неизвестно, потому что, не зная отца и его корней, утверждать подобное невозможно. Но судя по ее внешности, отец все же был потомком викингов, а не янычар. Мать Рикке приехала в Копенгаген из Еллинга,[121] этой легендарной колыбели датчан. Рикке была датчанкой до мозга костей, но не сильно жаловала своих соотечественников. Ей больше импонировали итальянцы, испанцы, латиноамериканцы – живые, раскрепощенные, естественные в проявлениях эмоций. Эмоции – одна из главных составляющих нашего «я». Нельзя постоянно их обуздывать, это чревато проблемами. Не обуздывать тоже нельзя, но не стоит впадать из одной крайности в другую, ибо все хорошо в меру.

Напротив галереи находилось заведение, обещавшее своим клиентам лучшие гамбугеры в Дании. Нильс не преминул сыронизировать насчет того, что великая культура смёрребрёдов, национальное, можно сказать, достояние, катится в пропасть, но, тем не менее, потащил Рикке пробовать гамбургеры.

Гамбургеры оказались если не самыми лучшими, то, во всяком случае, самыми крупными в Дании, потому что их края выступали за пределы немаленьких тарелок. Запивали их пивом. Нильс дисциплинированно заказал себе безалкогольное, проворчав, что его доблестные предки вели свои корабли в Северную Америку будучи сильно навеселе и ничего, доплывали, куда нужно. Рикке сказала, что тогда движение в Атлантическом океане было не таким интенсивным, как сейчас на дорогах, но Нильс возразил, что все дело не в движении, а в свободе.

– Свобода – это краеугольный камень нашего бытия, – завелся он. – И в то же время она – одна из величайших наших иллюзий…

Часы показывали без четверти девять. Оле еще не прислал сообщение, поэтому Рикке не оставалось ничего другого, как медленно есть и слушать своего собеседника. Нильс промочил горло и красноречие вернулось к нему.

Терпение Рикке было вознаграждено – от свободы вообще, Нильс перешел к свободе в сексе и разговор принял настолько интересный оборот, что Рикке даже не обратила внимания на то, как ровно в девять пискнул ее телефон, оповещая о новом сообщении.

– В постели свобода часто бывает лишней, она только мешает получать удовольствие. Только полностью подчинившись своему партнеру, можно наслаждаться тем, что он дает тебе, тем, что он с тобой делает…

«Тем, что он с тобой делает» звучит расплывчато. Мало ли что он захочет с тобой сделать. Рикке на секунду представила, как Нильс лежит связанный по рукам и ногам, а она засовывает ему в задний проход бутылку из-под вина. Сможет ли Нильс этим наслаждаться?

– Я вижу, что ты не понимаешь меня, – Нильс оборвал себя на полуслове и едва заметно улыбнулся. – Словами не все можно объяснить. Даже что такое кетчуп невозможно понять, пока не попробуешь. Тебя когда-нибудь связывали в постели?

Рот у Рикке был набит, поэтому она ограничилась тем, что отрицательно покачала головой. Слукавила, потому что не имела ничего против связывания, как элемента сексуальной игры, но хотелось послушать, что дальше скажет Нильс. И как он это скажет.

– Несвобода так обостряет чувственность! – Нильс закатил глаза. – У всех обостряет – и у того, кого связали, и у его партнера. Один упивается своей властью, другой – своей беспомощностью и это настолько восхитительно, что тебе стоит попробовать!

«Прямо вот сейчас!», подумала Рикке и спросила:

– Тебя часто связывают?

Нильс оскалил зубы и подмигнул ей, давая понять, что оценил ее шутку по достоинству.

– Я отношусь к тем, кто получает удовольствие от власти над партнером, – ответил он после недолгой паузы. – Это не означает, что я считаю себя лучше или выше других, просто я так устроен…

Если кто-то говорит, что «это не означает, что я считаю себя лучше или выше других», то именно так он и считает. В смысле, что он лучше и выше. Азы психологии. Мы есть то, от чего мы так рьяно открещиваемся, что так усердно отрицаем. Именно так и никак иначе.

– Природа позаботилась разбить людей на пары, – продолжал Нильс. – Вот тебе, насколько я заметил, нравится подчиняться…

Он говорил по обыкновению долго и пространно. До тех пор, пока не был прерван официантом, который подошел для того, чтобы уточнить – все ли в порядке с гамбургером Нильса.

– Все о-кей, – успокоил его Нильс. – Я просто жду, когда он остынет.

– Возможно, что ты прав, – ответила Рикке, когда официант отошел, – только мне не хочется, чтобы меня связывали. Меня никогда не привлекала эта идея.

На самом деле ее не привлекала идея быть связанной Татуировщиком. Вот уж радость, так радость!

– Почему? – заинтересовался Нильс. – Мы же не можем понять до тех пор, пока не попробуем.

На свой гамбургер он по прежнему не обращал внимания, только пиво прихлебывал по глоточку.

– Можем, – возразила Рикке. – Вынужденное положение тела – это неприятно. Веревки причиняют боль…

– Боль бывает разной и связать можно по разному или использовать специальные силиконовые наручники. У тебя немного… ограниченные понятия, Рикке. Если захочешь, я мог бы помочь тебе расширить кругозор.

Интересно, до каких пределов может дойти это самое расширение?

– Спасибо, но не стоит беспокоиться, – вежливо отказалась Рикке. – Я скорее склонна получать удовольствие от осознанного подчинения, а не от вынужденного. Если хочешь, мы можем поиграть в господина и рабыню, только без веревок и наручников. Мое кредо – дисциплина, а не бондаж…