Пока еще рано прекращать общение, тем более что ей нечего боятся – ее видели с Нильсом и в Копенгаене, и в Троступе, да и черный «туарег» – довольно приметная машина. К тому же Нильс так восхитительно груб, что ей будет его не хватать, когда… Почему до сих пор молчит Оле?

Рикке полезла за телефоном. «Спокойной ночи», написал Оле. Он ничего не нашел. Значит, она ошибалась в отношении Нильса… Ошиблась? О, стоит только послушать, как он разглагольствует о связывании и наслаждении для того, чтобы подозрения усилились. Уверенности нет, потому что главные улики не найдены. Но психологически этот одинокий мужчина со своими пристрастиями и своей манерой рисования, очень хорошо вписывается в образ Татуировщика. Можно предположить, что он устроил у себя дома очень искусный тайник, который Оле не смог найти.

Для того чтобы обвинить, нужны неопровержимые улики, абсолютная уверенность в виновности. Для того чтобы перестать подозревать нужна абсолютная уверенность в невиновности. Пока сомневаешься – продолжаешь подозревать.

«Объективна ли я?», подумала Рикке, слушая рассуждения Нильса о японском искусстве сибари.

– Женская грудь привлекает меня сама по себе, но если ее художественно обвязать веревками, то она превращается в нечто такое… – Нильс закатил глаза. – Это уже не объект вожделения, а нечто гораздо большее – шедевр, эталон! Грудь в веревочном обрамлении японцы поэтично называют «жемчужиной»…

Ой, как интересно! Татуировщик, если уж обвязывал кого из жертв, то непременно обрамлял грудь. А как японцы назвали труп с татуировкой на животе? Тоже, как-нибудь поэтично? Рикке попыталась придумать подходящее название в японском стиле, но ничего подходящего ей в голову так и не пришло. Но обсуждаемая тема, близость Нильса, его сочные губы, его сильные руки и весь исходящий от него животный магнетизм, сделали свое дело. С каждой минутой Рикке все больше и больше хотелось секса. Судя по плотоядному взгляду Нильса он тоже постепенно распалялся. Когда же он протянул через стол руку и погладил Рикке по щеке, она указала взглядом на его нетронутый гамбургер и сказала:

– Ешь быстрей!

– Да, в самом деле! – спохватился Нильс и в два счета умял все подчистую, даже капли кетчупа с тарелки собрал кусочком булки.

От предложенного официантом кофе, Нильс отказался, даже не спросив мнения Рикке.

– Гамбургер и хороший кофе несовместимы, – сказал он, будто извиняясь. – Кофе можно будет выпить у меня дома. И вообще – у какого-то народа на Ближнем Востоке, не помню только у какого, не принято пить кофе там же, где и ужинали.

– Только никакого связывания! – предупредила Рикке.

– Как хочешь, – ответил Нильс. – Но ты дашь мне возможность, почувствовать себя властелином, не прибегая к наручникам?

– Как будет угодно господину, – Рикке сложила ладони перед собой и, не вставая, изобразила нечто вроде поклона.

Это как игра со зверем, которого считаешь прирученным. Неизвестно, чем закончится, но играть приятно и ты надеешься на лучшее. Люди всегда надеются на лучшее.

На улице два подростка сосредоточенно выводили на стене дома мелками слово, в котором по трем первым буквам угадывалось «fisse».[122] Буквы были огромными, парни старались.

– Эй! – крикнул им Нильс, открыв дверь «туарега». – Попробуйте краску в баллончике – это быстрее и не смывается.

Подростки испугались и убежали куда-то за угол.

– Не люблю недоконченных слов, – прокомментировал Нильс, сев в машину. – Вообще не люблю ничего недоконченного. Прямо хоть вылезай и дописывай то, что они не дописали.

– Ты станешь легендой этого городка, – поддела Рикке. – Взрослый мужик, пишущий похабности мелом на стене – это круто! И непременно нарисуй рядом влагалище, ты же художник!

– Не соблазняй, – Нильс тронул машину с места. – А то я им весь квартал изрисую. Послушай, Рикке, у меня к тебе профессиональный вопрос. Можно?

– Можно, – разрешила Рикке, моментально напрягшись.

– Есть такой старый фильм: «Никогда не разговаривай с незнакомцами».[123] «Основной инстинкт»[124] помнят все, а эту картину – только единицы.

– В «Незнакомцах» нет ни одной звезды, разве что кроме Бандераса, но он тогда был не на пике славы, видимо поэтому их и не помнят. Но я ее помню.

– Возможно, – согласился Нильс. – Несправедливо, конечно. Но оставим в стороне звезд… Сюжет напомнить?

– Не надо, я пока что не жалуюсь на память.

– И что – так может быть на самом деле? Чтобы человек убил свою мать и не помнил об этом? Чтобы он преследовал себя сам и не понимал этого? Нет ли здесь художественного преувеличения? А может быть весь сюжет – выдумка сценариста, не слишком хорошо разбиравшегося в психологии?

– В кинобизнесе в психологии разбираются только продюсеры, – пошутила Рикке. – А если говорить серьезно, то такое вполне возможно. Могу ли я узнать, почему ты вдруг вспомнил про старые фильмы?

– Так, – Нильс пожал плечами. – Пересматривал недавно, вот и решил спросить.

В мысленном блокноте Рикке появился очередной знак вопроса. Почему решил спросить? Интересует тема или же от кого-то узнал, что Рикке работает в полиции и так вот издалека заводит разговор? А от кого мог узнать? Ведь кроме Хенрика в этих кругах никто не в курсе насчет места работы Рикке, а Хенрик не из болтливых, к тому же он понимает, почему Рикке вынуждена скрывать свою причастность к полицейскому управлению. Милый Хенрик. Хенрик и Рикке, Хенрик и Рикке, Хенрикке, Хенрикке, Хенрикке…

С фильмов Нильс вернулся к главной теме.

– Мне больше наслаждения приносит не столько покорность партнерши, сколько ее готовность выполнить любое мое желание. Эту готовность я должен видеть в глазах, чувствовать спинным мозгом, улавливать интуитивно. Не надо слов, достаточно взгляда. Глаза скажут все тому, кто понимает их безмолвный язык…

«Бинго!», чуть не вырвалось у Рикке. Вот что тебе надо – настоящая покорность, которую выражают взглядом. Связать, запугать, истязать, сломать волю, чтобы привести к полной покорности? Как это похоже на Татуировщика. Если подходить к делу серьезно, то подобные слова можно расценивать как улику, жаль, только, что Нильс говорит об этом наедине, с глазу на глаз.

Продолжая слушать Нильса, Рикке достала из сумки телефон и позвонила Оле.

– Привет Лисси! Я сегодня задержусь в гостях у Нильса! Ну ты помнишь, я о нем рассказывала!