– Не забывайте о презервативах! – тоненьким голоском пропищал Оле. – Я буду скучать без тебя!

– Ложись спать, не дожидаясь меня, только не закрывай дверь на засов, как в прошлый раз… Пока.

– Лисси поругалась со своим бойфрендом и теперь временно живет у меня, – пояснила она Нильсу. – Я стараюсь окружить ее заботой. Ей так тяжело.

– А она не хотела бы присоединиться к нам? – поинтересовался Нильс. – Втроем веселее.

– Мы с ней не настолько близки, – фыркнула Рикке, – потом она толстая и сильно потеет.

Настоящая Лисси была тонкой, как церковная свеча и кажется, никогда не потела.

– Скажи просто, что ты не хочешь делить меня ни с кем, – самодовольно ухмыльнулся Нильс.

«Немного терпения, – напомнила себе Рикке, которой Нильс сейчас напомнил Йоргенсена. – Немного терпения, Рикке, тем более, что в постели он чертовски хорош».

Теорию вывести нетрудно, было бы желание. Рикке, не получая никакого вознаграждения и не рассчитывая на него, ищет серийного убийцу. Если проведение послало ей нечто вроде компенсации в виде секса с основным подозреваемым, то что тут такого? Тем более что секс помогает сближению, а близость дает возможность заглянуть внутрь человека. Надо только соблюдать осторожность (а разве она не соблюдает) и понимать, что это всего лишь преходящее развлечение, которому очень скоро придет конец. Уважающая себя женщина не может изменять человеку, с которым ее связывают настоящие искренние чувства. Любовь отрицает измену, а измена отрицает любовь. После секса с Хенриком Рикке любила себя, после секса с Нильсом ей было неловко. Очень приятно, но неловко, стыдно перед Хенриком. А сегодня, кажется, будет стыдно еще больше. Но иногда так и подмывает наесться сладкого, острого, пряного… Рикке не просто так связалась с Нильсом, у нее есть цель. А Хенрику она потом все расскажет. Сама. Все, как было и почему оно было. Хенрик все поймет правильно, в этом сомневаться не стоит. Хенрик, милый Хенрик… Сердце Рикке принадлежит ему безраздельно. Если Нильс завтра исчезнет из жизни Рикке, то она переживет это спокойно. Про то, что провидение может отнять у нее Хенрика даже думать не хочется.

Рикке боялась. Несмотря на то, что подбадривала себя и приняла кое-какие меры предосторожности в виде звонка «подруге». Когда Нильс на правах господина, приказал Рикке раздеться, она дрожала не только от вожделения. Страх обострял чувственность и чувства, поэтому Рикке кричала громче обычного и испытывала более острое наслаждение. Она ждала чего-то особенного и внутренне готовилась к сопротивлению, но Нильс удовольствовался отдачей приказов, которые полностью совпадали с намерениями Рикке. Грубый тон его голоса полностью гармонировал с грубыми ласками. Все было очень гармонично, оба остались довольны.

Они закончили примерно в половине третьего ночи, но Нильс не оставил Рикке у себя до утра, сказав, что намерен выспаться как следует и не хочет, чтобы ему мешали. Тоже, в общем-то, гармонично – рабыня ублажила господина и должна убираться с глаз долой, поскольку в ее услугах больше не нуждаются.

А вот то, что Нильс не стал вызывать Рикке такси, а вывел машину из гаража и отвез ее домой, могло показаться немного странным, но к этому моменту секс уже закончился, а в остальное время Нильс был очень галантным мужчиной. И разница эта была настолько велика, что могло создаться впечатление, что в теле Нильса живут два разных человека.

И еще он ни с того, ни с сего завел разговор о фильме, герои которого страдали феноменом множественной личности.[125] С чего бы это?

Кто ты, Нильс Лёвквист-Мортен? Или тебе больше подходит фамилия Джекил-Хайд?[126] Эй, доктор Джекил, вы справляетесь с мистером Хайдом или он подчинил вас? Он так любит подчинять…

– Когда меня спрашивают, почему я не спешу жениться, я отвечаю вопросом на вопрос – а зачем мне лишняя заноза в заднице?

– Как поэтично! – Рикке закатила глаза в притворном восхищении. – Оле – ты классический пример того, как люди своими руками портят себе жизнь. Почему вдруг «заноза в заднице», а не «близкий любящий человек»?

– Потому что сначала ты думаешь, что обрел близкого любящего человека, а потом вдруг понимаешь, что это всего лишь заноза в заднице, которая засела так глубоко, что не вытащить!

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво прищурилась Рикке. – Ты же никогда не был женат?

– У меня куча женатых приятелей и по работе я почти каждый день любуюсь на то, что называется «семейной жизнью». Нет, я лучше останусь холостяком… И, если мне не изменяет память, мы говорили о твоем Лёвквист-Мортене. Единственное, что мне не удалось, так это порыться в его компьютере. Подобрать пароль с наскоку не получилось, а хакер из меня никудышный. Я попробовал дату рождения в различных комбинациях, имя, фамилию, слова «Дания» и «Копенгаген»… Все без толку.

– А дом точно чист, Оле?

– Чист, как темечко Ханевольда. Жаль, конечно, что не удалось сунуть нос в машину…

– Но я все равно продолжаю его подозревать! – перебила Рикке, ибо Оле уже третий раз высказывал сожаление о том, что Нильс умотал из дому на машине. – Как психолог.

– Ну, вам только дай волю! – ухмыльнулся Оле.

– Не надо так говорить! – огрызнулась Рикке.

– Но он чист! От него ничем не пахнет.

– Non bene olet, qui bene semper olet.[127] Перевод нужен?

– Не нужен, – отмахнулся Оле и ушел к себе.

Провидение явно издевалось над Рикке и ее неуклюжей игрой в детектива. Оле не нашел никаких улик дома у Нильса, зато Нильс наговорил много интересного. Справа – минус, слева – плюс, а что в итоге? А в итоге ничего.

Минус и плюс, вода и огонь, жизнь и смерть, Эрос и Танатос. Кругом одни противоположности и противоречия. Но Эрос и Танатос – самая главная противоположность, та, что определяет все остальное. Сексуальные влечения и деструкция. Два первичных, изначальных, предопределенных, если можно так выразиться, инстинкта, свойственных любому человеку. Смерть – это тоже ведь своего рода инстинкт…

Блокнот покрывался узором из отдельных, несвязанных друг с другом рисунков. Когда Рикке думала, она рисовала машинально, без всякой цели, без связи. Правило было одно – переходить к следующему листу только тогда, когда на этом уже не останется места. Такой подход был отражением главного принципа мыслительного процесса – переходить к следующей идее или мысли только после того, как нынешняя будет всесторонне обдумана.