её уничтожить, логически заключив, что не станет её, не станет и этой нестерпимой боли, заставляющей забыть, кто я есть, и тут же чувствую, как процесс угасания ускорился.

Сделав над собой усилие, прошу её успокоиться:

— Прекрати. Успокойся, человек

Даже слова даются с трудом. Я смутно понимаю, услышала ли она мой голос в своей голове или я не смог даже этого?

С ужасом смотрит на то, что со мной происходит.

— Да что с тобой такое?! — выкрикивает она!

Я не поверил, когда она, вместо того, чтобы бежать, кинулась ко мне схватив за руки и начала успокаивающе гладить.

Так они гладят своих детёнышей. — подумалось мне, в момент, когда я начал терять чувство пространства…

Было в этом жесте что-то такое, что несмотря на состояние, вновь пробудило во мне чувство нежности к этому хрупкому человеку, пытающемуся хоть чем-то помочь.

Слёзы падают на мои руки, впитываясь и ощущаясь словно упавшие на меня искры.

Моё тело под её руками снова начинает приходить в норму.

Сначала я даже подумал, что мне кажется. Что-то неуловимо нежное и светлое перетекало от неё ко мне, через наши сцепленные ладони, а её глаза и волосы начали светлеть и засветившись серебристым светом. И это не моя сила! Я чувствовал в этот момент всё, что чувствовала девушка. Так, будто был совершенно перестал быть собой и растворился в ней, и лишь спустя несколько её взволнованных вздохов, вновь ощутил растущую во мне силу и пришёл в себя.

Теперь я понимал, какой разговор необходим и так же знал, что я должен сказать правду, даже если это вновь её напугает и вернётся ко мне болью.

Она тоже как-то справилась с собой, приняв мои предыдущие, страшные для неё слова. Подавила свой страх. Поняла, как влияют на меня её эмоции. Я знаю, что сейчас от неё исходит искреннее желание понять меня и разобраться в ситуации вместе. Она вообще в отличии от тех с кем довелось столкнуться, — искренняя.

А назвала себя обычной. Даже прожившие сотни лет демоны не бывают так мудры.

Это «вместе» нечто новое для меня, — наша общность, я начал её чувствовать.

Странные ощущения, но даже приятные, что тоже странно… Будто я перестал быть тем, кем являюсь.

Неприятие ситуации во мне, борется с интересом.

Любые мои изменения, сразу же влияют на Армадон. К чему же приведут подобные? Чтобы держать всё под контролем я не должен ничего чувствовать, как и желать. У меня одно предназначение, — поддерживать существование миров, но как быть с тем, что я вынужден испытывать?

Увидев, что я в норме, жена облегчённо переводит дыхание. Смотрит удивлённо, будто бы не веря, что это она сделала.

Вдруг вскрикивает, порываясь подскочить, но замирает и расслабляется, глядя на наши сцепленные руки, но взгляд на «сердце Армадона» всё же косит. Оно не принимает никого кроме меня. Жена же, судя по тому, как поёрзала и удовлетворённо улыбнулась, чувствует себя здесь, сидя рядом со мной, вполне комфортно. Любого другого я и сам не потерпел бы рядом, но её присутствие не вызывает неприятия. Армадон её принял. Хотя очевидно, что он принял её уже давно, во время ритуала…

Её волосы так и не вернули себе прежний тёмный цвет и до сих пор изредка поблёскивают серебристыми искрами, но она этого, кажется, даже не замечает. Не уверен, стоит ли ей сейчас об этом говорить. Её волнуют другие вещи.

Насколько же всё было чётко до её появления в моём мире. Она внесла хаос.

— Давай договоримся: ты прекращаешь бояться и перестанешь паниковать от каждого моего слова. — начинаю разговор. Она поднимает на меня взгляд, будто здесь есть что рассматривать и не отпускает моих рук, продолжая поглаживать. Странно то, что самой яркой её эмоцией сейчас является счастье, облегчение. Однако, с моим вопросом приходит и настороженность.

— И что тогда? — спрашивает осторожным голосом, но совсем без страха. При этом её губы затронула мягкая улыбка, на которую откликается нечто внутри меня.

— Тогда я спокойно смогу ответить на все твои вопросы.

Она соглашается.

— То есть навсегда останешься в мире людей? — удивлённо спрашивает меня, после того как я рассказал ей про официальный переход демонов через врата и открыл причину, почему сам не могу ими воспользоваться. Не стал сейчас упоминать, что мои прошлые появления на земле были напрямую, не через врата, и какие катаклизмы оно вызывало, тоже умолчал. Сначала ей нужно понять, что я из себя представляю. Увериться в том, что не хочу навредить.

— Максимум на пару часов и тогда миру конец. — даже это моя, максимально упрощённая последняя фраза, её слишком напугала, наградив меня болью.

— Почему? — спрашивает она, недоумевая и глубоко дыша, явно стараясь ради меня успокоиться. И это странно… Разве люди не начинают ненавидеть тех, кто опасен для них?

— Потому что, в твоём мире нет преобразованной во тьму энергии, сдерживающей мою силу. Сам, того не желая, одним своим присутствием в нём, я уничтожаю ваш мир.

— Тогда зачем тебе к нам? — по зрачкам вижу, что пугается и тут же замечает, как я невольно сжимаюсь от боли.

Никак к ней не привыкну…

Глава 22

Света

Неприятно наблюдать, как любая моя эмоция отражается на нём. Если не по поверхности тела, то по его, еле уловимым реакциям, — я могу это заметить. К тому же, даже если сейчас я закрою глаза, я буду это чувствовать! Может быть, этому виной ритуал или браслеты, но именно сегодня, при соприкосновении наших рук, ко мне пришло это знание.

Всё это, — слишком жестоко!

Сейчас я испугалась за свой мир, а ему снова больно!

Я ведь не его боюсь! Верю в то, что он не хочет плохо. Зачем же с ним так несправедливо!? Что это за силы такие, способные подкосить настолько могущественного правителя целого мира?!

Делаю над собой усилие, чтобы эмоции негодования улеглись. Они направлены не на мужа, но, похоже, для кого-то наверху, или же внизу, — нет никакой разницы! Мужу и тут прилетает. Глупо, но мне хочется бороться против этих сил. Врождённое чувство справедливости это или что-то иное, я разберусь потом. Сейчас моя главная задача научиться уничтожать эмоции в зародыше.

Только он даже не просит реагировать спокойнее, просто продолжает наш разговор. Это вызывает уважение и желание ему помочь. Нет, не потому что он сейчас слаб. Да, не зная всей ситуации, когда мне становилось тяжело, я его винила, но теперь, увидев, так не считаю.

Теперь мы