— Там же внутри покойник, — напомнил я.

— Покойный к тому времени тоже сгнивает, — ответил сторож.

— Или сбегает, — громким шепотом добавил Семён.

Я строго на него глянул. Семён напустил на себя вид:

«Да я то что? Я ничего, но потом не говори, что я о важном умолчал».

— Может и сбежать, — спокойно заметил сторож. — Доводилось мне слышать, как живого похоронили, а он взял да выбрался. Но это в деревнях, а у нас доктора толковые. Живого от мертвеца отличить умеют.

— Но если вдруг он всё-таки сбежал, картина будет та же? — спросил Матвеев.

— Картина? — переспросил сторож. — А, ну да, если сбежал покойный, то тогда на его вон аппарате, — сторож кивком указал на Семёна. — Картинка будет аккурат как вы сейчас видите.

Семён вздрогнул вместе с аппаратом. Матвеев как бы невзначай положил руку на кобуру.

— Так, спокойно, — решительно объявил я. — Оборотней не существует, и, стало быть, никто отсюда не сбегал.

Городовой молча указал на просевший холмик. Мол, ты сам всё видишь. Я нахмурился. Да, против фактов не попрёшь. Что-то тут точно было не так. Интуиция мне упрямо намекала, что не так тут что-то иное. Сказала бы прямо, и дело с концом, но она у меня иногда прямо вылитый Вениамин Степанович. Который, кстати, в потустороннюю мистику нисколько не верил.

— Хорошо, — сказал я. — В конце концов, мы всегда можем проверить, там ли еще наш покойничек.

— Это можно, — сказал сторож. — Только разрешение нужно.

Мне почему-то сразу подумалось, что получить такое разрешение будет не просто. Особенно с таким обоснованием, как восставший из гроба оборотень-грабитель.

— Только вот какое у меня соображение имеется, господа полицейские, — неспешно продолжал тем временем сторож. — А ну как он не сбегал никуда? Тогда ведь получится, что мы прах покойного зазря потревожили. Большой грех это. И, если вас интересует мое мнение, совершенно напрасный. Я почитай полвека мертвых сторожу и скажу вам, что никого спокойнее них вы во всем свете не сыщите. Если уж человек возвернулся из загробного мира, у него на то должна быть очень веская причина. И причину эту всё равно надо искать среди живых.

ПОИСКИ СРЕДИ ЖИВЫХ я начал с купца Барсукова. Его самого я нашел там же, где и оставил — в приемной доктора Азенберга. Клаус Францевич успел обработать рану купца и теперь с интересом слушал его семейные предания об оборотнях. Я застал уже самый конец истории. Впрочем, для расследования только он и был важен.

— Аккурат после Нового года он появился, — пожаловался Барсуков, имея в виду оборотистого предка. — Возвращаюсь как-то домой, уже на крыльце оборачиваюсь, а за спиной он стоит. И смотрит на меня так строго!

Я достал из кармана пиджака блокнот и карандаш, открыл блокнот на чистой странице и спросил:

— Что он вам сказал?

— Так а что он мог сказать? — Барсуков широко развел руками. — Он в собачьем обличии был, ежели что.

— Хм… Тогда как же вы его узнали?

— Так на часах он изображен, — Барсуков кистью правой руки изобразил циферблат, а левой — своё лицо, когда он на часы смотрит, после чего добавил: — Насмотрелся. А потом, я его не сразу признал. Поначалу решил, дворняга какая приблудилась. Старая совсем, седая, вот я и подумал: может, кто выгнал? Это уже в доме, когда супружнице своей рассказал, та и говорит: «Это был он!»

— То есть ваша супруга тоже его видела?

Барсуков аккуратно помотал головой. Супругу оборотень своим вниманием не баловал. Та и сама была бы рада встретиться с любимым дедом, но предок упрямо являлся исключительно в ее отсутствие. Заметив это, Барсуков стал выходить в свет только в сопровождении супруги, однако ушлый предок всё равно ухитрялся подловить момент. Однажды вечером прямиком в контору заявился, когда служащие уже разошлись.

— Это есть нормально, — уверенно заявил Клаус Францевич. — Гость с тот мир идёт только за тот, кто есть ему нужен.

— Чего уж тут нормального? — негромко проворчал Барсуков. — Похоронили его честь по чести, строго по лютеранскому обряду. За помин души да за упокой каждый год исправно подаём. Чего ему еще нужно?

— Может, вашего визита на кладбище? — предположил я.

— Кронштадт и Самара, чай, не ближний свет, — ответил Барсуков, отобразив руками необъятные просторы Российской империи. — Да и десять лет лежал он себе спокойно.

— Я и говорю, соскучился.

— Ну уж всяко не по мне, — ворчливо отозвался Барсуков. — Никогда он меня не жаловал при жизни, чего уж теперь-то?

— Любовь значение не иметь! — сказал Клаус Францевич. — Он приходить к вам. Значит, иметь нужда именно в вас.

— Так я к нему и приехал, — отозвался Барсуков. — Сам лично пришел, а он мне бац по голове и обобрал до нитки! Ну куда это годится, господа хорошие?!

Про обобранного до нитки он, конечно, основательно загнул, но в целом купец всё-таки был прав. Это совсем никуда не годилось.

Пока купец возмущался, я с разрешения доктора быстренько пролистал его записи. На мой взгляд, история про оборотня вышла слишком путанной, но Клаус Францевич взволнованно заверил меня, что это как раз признак подлинности. Чем более складная сказка, тем вероятнее, что это просто сказка. У меня, правда, с ходу возникла встречная версия, что этот Барсуков — просто никудышный рассказчик, но я не стал ее озвучивать.

— Хорошо, — сказал я. — Кирилл Игнатьевич, расскажите мне всё, что вы помните. Абсолютно всё. Любая мелочь может быть важна.

Рассказывал он долго, минут десять, старательно живописуя всю картину в воздухе руками, но сути там было секунд на тридцать. Кто его оглушил — он не видел. Никакой слежки за собой ни по дороге на кладбище, ни на нём самом Барсуков опять же не заметил. Хотя не особо он ее и высматривал, ежели что.

— То есть вы знали, что вас преследует оборотень и не смотрели по сторонам? — удивился я.

— Так я сам к нему пришел, — ответствовал Барсуков таким тоном, как обычно говорят о вещах, которые сами собой разумеются. — Чего кидаться-то?

Ну да, погорячился предок. Если, конечно, это был он. Часы стоимостью с хороший аэроплан могли привлечь внимание не только в потустороннем мире.

— Скажите, а кто знал об истинной стоимости часов? — спросил я. — Я имею в виду здесь, в Кронштадте.

Барсуков для начала пожал плечами, потом сказал:

— Доподлинно про часы только мои домашние знали. Я ими и у себя в Самаре особо не хвалился, а тут и знакомых-то нет.

— А как же тот, который вам ресторан Мартына присоветовал? — тотчас спросил я.

— Да это просто попутчик, — Барсуков махнул рукой. — Мы вместе из Петербурга сюда ехали. Но я ему часы ни разу не показывал. Что я, совсем дитё малое, что ли? Понимаю, как-никак, что с кем попало лясы точить не стоит. Да он, ежели что, и не выспрашивал ничего. Наоборот, это я его всю дорогу пытал. Он-то уже бывал в Кронштадте, вот я и расспросил, где тут остановиться лучше, где кухня хорошая.