– Нет! Они уже во всем признались и ждут дурбара, во время которого Великий хан награждает достойных и судит провинившихся. По случаю моего спасения из плена дурбар состоится завтра, так что у вас будет возможность удостовериться в виновности английских агентов лично.

Дворец хана возвышался на высоком холме на фоне белеющих вечными снегами вершин Каракорума. Вокруг него были разбиты густые фруктовые сады, где, глядясь в искусственные водоемы, бродили жирные синие павлины.

В сотне метров от ханских чертогов караван встретил почетный караул, состоящий из полусотни горцев, которые при виде молодого наследника начали радостно выкрикивать здравицы и махать над собой своими серебристыми клинками.

Недалеко от входа в ханские палаты Аблай-хан спешился и, поманив за собой «Рахим-бека», направился во дворец. У входа его с поклонами встретили два богато одетых прислужника и, взяв под руки, повели вовнутрь. «Купец» тронулся было за ними, но офицер стражи, низко поклонившись, пригласил его следовать за собой. В прихожей дорогого гостя уже ждали слуги. Они быстро разоблачили путника и помогли ему дойти до ванны. Там к делу приступили две служанки. Выкупав купца в пахнущей хвоей и розами воде, они помогли ему облачиться в дорогие одежды. Только после этого «Рахим-бека» допустили пред светлые очи правителя.

Осман-хан сидел на раззолоченном троне. Он был одет в традиционное «вальгани» – длинную шелковую рубашку, на которой сплетались дивные узоры из золотых ниток, украшенные мутно-кровавыми рубинами. Тюрбан его был пышно взбит и гордо сверкал длинным индюшиным пером, воткнутым в самый верх. Рядом с ним на троне пониже восседал сын и наследник Аблай-хан в таких же, как у отца, одеждах.

Увидев «купца», склонившего в поклоне голову, Великий хан, благодушно окинув его сиятельным взглядом, изрек:

– Мы наслышаны о ваших подвигах, уважаемый Рахим-бек, и готовы многократно возместить убытки, причиненные вам нашими врагами, англичанами…

– О, Великий хан, позвольте выразить вам мое глубокое почтение и счастье вас лицезреть. Да будут в веках процветать ваши мудрые деяния и деяния вашего наследника! Пусть в памяти потомков на веки веков останутся ваша безграничная щедрость и благожелательность к иноземцам. Прошу не судить меня строго за то, что я намерен отказаться от денег за то, что помог бежать вашему сыну и наследнику, потому что все это я делал по велению души и сердца. А за благое дело мне воздаст Аллах…

– В ваших словах я слышу отголоски пуштунского кодекса чести, почитаемого всеми жителями гор. Дружба и честь – это самое дорогое, что есть у горца. Деньги – тлен, а дружба – вечна! Вам, мой сын и наследник, очень повезло, что на вашем пути встретился такой человек, – обернувшись к сыну, воскликнул Великий хан.

– Я знаю об этом, отец, и горд назвать уважаемого Рахим-бека не только своим другом, но и, с вашего позволения, братом!

– Подойди поближе, о достойный из достойнейших, – поманил к себе гостя Осман-хан, и когда тот приблизился, он встал со своего трона и, соединив руки «купца» и наследника, провозгласил: – Волею Аллаха и моей, я объявляю вас назваными братьями! И теперь вы пойдете по жизни вместе, помогая во всем друг другу! Ом-м-мын!

На следующий день в дворцовом дворе проходил дурбар. «Рахим-бек», кровно заинтересованный дальнейшей судьбой английских агентов, среди которых могли быть и его люди, с радостью принял предложение своего названого брата принять в нем участие.

Великий хан, восседавший посередине двора на своем походном раззолоченном троне, жестом указал распорядителю – начинать.

Во дворе сразу же стало шумно и весело. Индусы-музыканты с лиловым знаком касты на лбу дули, терзали и пилили свои варварские инструменты, подпевая им визгливым фальцетом. Вскоре по сигналу хана музыканты замолчали, а на их месте появились трубачи-глашатаи. Они громко протрубили сигнал к началу раздачи подарков, и один за другим к хану начали подходить раболепные бородачи, самозабвенно целовавшие ему руку. Церемониймейстер немедленно накидывал на плечи каждому дешевый бязевый халат – подарок хана. Получивший дар отходил, закатывая глаза в восторженном и лицемерном блаженстве. В час дня хан со своими приближенными направился в дворцовую мечеть, путь к которой на всем протяжении был покрыт коврами.

После намаза двор снова наполнился ханской челядью. Последним вошел Великий хан, усталый и погрузневший, отирая рукавом потное лицо. Шепча и заикаясь, к нему подлетел церемониймейстер и тотчас же отскочил, отосланный легким взмахом ханской руки.

– Стройся в ряды! – скомандовал он заключенным, расположившимся в ожидании суда на земле недалеко от дворца. – Мусульмане, радуйтесь, вы сегодня вступаете в тень светлейшего Крыла Гумаюна! Язычники, трепещите, сегодня осеняет вас пресветлое Крыло Гумаюна. Вас, мерзавцы, гроза народов, князь князей, Могущество Полдня, Осман-Хан, повелитель памирского ханства и его высокочтимый отпрыск, почка на могучем древе, месяцеподобный кипарис, светлейший Аблай-хан, наследник престола, соизволили допустить пред свой дурбар. Поторапливайтесь, негодяи! Марш!

– Дама-икбалу-хум – да продлится их счастье! – прокричали приветствие заключенные. Конвой сомкнул ряды и церемониальным шагом погнал оборванный и жалкий сброд к дворцу. Когда заключенные столпились у ворот, церемониймейстер, вышедший им навстречу, неожиданно объявил:

– Дивана не будет! Хан отменил суд. Заключенные вернутся в тюрьму. Хан соизволил предоставить их милосердию аллаха.

Начальник конвоя повернулся к заключенным, то и дело оборачиваясь и пожирая глазами хана. Он не решался увести своих подопечных, не представившись хану, рассчитывая тем самым получить награду за верную службу. Но так и не дождавшись приглашения, крикнул со злостью стражникам:

– Гоните этих скотов побыстрее с глаз долой! – и понуро зашагал к тюрьме вслед за ними.

– А когда же перед судом предстанут шпионы? – поинтересовался у молодого хана «Рахим-бек».

– Уже никогда! – ответил тот. Заметив недоуменный взгляд своего спасителя, добавил: – Такие у нас долго не живут. Как только заключенные узнают об английских подручных, с ними тотчас жестоко расправляются. Вот и тех двоих удушили. В наказание за это заключенные будут ждать суда еще несколько месяцев.

После окончания дурбара в честь освобождения из британского плена наследника Осман-хан устроил пир. За длинным достарханом, уставленным самыми разнообразными яствами, на персидских коврах вместе с правителем, Аблай-ханом и его спасителем возлежали только самые близкие родственники и советники. В просторном зале, отделанном мрамором и позолотой, звучала умиротворяющая музыка, под которую танцовщицы в полупрозрачных сари, извиваясь по-змеиному, исполняли самые экзотические па, выставляя напоказ свои прелести. Виночерпий еле поспевал наполнять быстро опорожняющиеся кубки, черпая серебряным ковшом игристое красное вино, непрерывно струящееся по бамбуковой трубе в огромную фарфоровую чашу. Охмелевшие родственники, уже не сдерживая себя ни в чем, лезли