class="p1">Тогда предприимчивые и неугомонные дети стали стрелять карандашами. При этом дальность стрельбы и «убойная» сила заметно возросли, что теперь и вовсе грозило травмой глаз.

Тогда матери пришлось срочно пойти на радикальные меры, уже сломав и выбросив сам пистолет, наложив на эту игру детей своё полное эмбарго.

Полное эмбарго на торговлю с Кубой с 3 февраля ввели и США.

Но, в отличие от детей Кочетов, не возмутившихся таким кардинальным решением своей матери, 4 февраля вторая Генеральная национальная ассамблея народа Кубы приняла Вторую Гаванскую декларацию с осуждением решения об исключении Кубы из Организации американских государств (ОАГ) и обвиняющую в заговоре против Кубы олигархические правительства Латинской Америки во главе с США.

Но иногда с ними удавалось договориться, когда была взаимная выгода для СССР и США. Так 10 февраля в Берлине был совершён обмен американского лётчика Ф. Г. Пауэрса, самолёт которого У-2 был сбит ещё 1 мая 1960 года под Свердловском, на советского разведчика Рудольфа Абеля.

После этого и дети их двора стали играть в разведчиков и контрразведчиков, прячась по подъездам своего дома, бегая друг за другом по двору и забегая на соседние стройплощадки, где вместо постепенно сносимых барков стали строить кирпичные, блочные и панельные дома.

А в остальное время мальчишки отдавали время игре в зимний футбол, который Платон очень полюбил, так как можно было бегать ещё быстрее, не боясь ушибиться при падениях и при этом испачкаться.

А у кого были коньки – ходили кататься на хоккейную коробку, стоявшую напротив школы № 20, в которой училась Настя и половина детей их дома. Не имевший же своих коньков Платон изредка ходил посмотреть на катание товарищей.

В одну из таких прогулок тёплым зимним вечером, одетый в демисезонное пальто и кепку, Платон стоял на куче снега над бортом хоккейной коробки, не вытаскивая на холод засунутых в карманы пальто рук, и смотрел на катание своих дворовых друзей, коих тогда было пятеро.

В один из моментов к нему подкатил незнакомый взрослый мальчишка и перелез через борт, встав напротив.

– «Ты чего это снегом кидаешься!» – грозно спросил тот.

– «А я не кидаюсь! У меня даже рукавиц нет! Вон, мои руки всё время в карманах!» – смущённо улыбаясь, начал оправдываться Кочет перед неожиданным дурачком.

Но не успел он договорить фразу, как получил сильный удар кулаком под дых. Но уже накаченный пресс мальчишки вовремя среагировал и Платон совершено не почувствовал боли. Но от резкого удара кепка надвинулась на его лоб, а он сам, также стоя, сполз по снежному скату вниз. У нападавшего получился не удар, а резкий толчок. Тут же Платон выдернул из карманов пальто руки, поправил кепку и быстро вскочил на бруствер. Но наглеца и след простыл, да так быстро, что Платон даже не успел рассердиться, а подскочившие друзья не успели толком разглядеть его. Они внимательными взглядами осмотрели всё пространство, запруженного детворой, катка, но негодяя труса уже нигде не было.

– «А чего ты сам не врезал ему?» – интересовались мальчишки.

– «Так я ни в чём не был виноват, потому ничего не боялся и руки держал в карманах! Хорошо, что хоть мой пресс удар выдержал, и получилось, что он меня просто толкнул!» – удовлетворил их любопытство Платон.

– «Ничего себе толчок?! Я бы от такого удара точно бы скорчился от боли! Ну, ты. Платон, и кремень!» – за всех, с гордостью за своего друга, ответил Саша Комаров.

– Жалко, я его лица не запомнил! А то встретились бы! Ладно! Надо не смотреть, как другие катаются, а самому кататься! – решил он, предвкушая свой скорый поход с отцом на коньках.

За это время он научился хорошо кататься на гагах, и они с отцом уже гоняли по ледяным дорожкам всего парка, иногда закладывая виражи и эффектно тормозя.

Иногда Платон по приглашению Саши Сталева приходил в его компанию, которая в основном на коньках гоняла в хоккей по льду замёрзших котлованов. Платону давали клюшку, и он действовал на ногах, быстро научившись контролировать шайбу и раздавать пасы партнёрам на коньках.

Но он в душе был бомбардиром таранного типа, всегда нацеленным на чужие ворота и не ищущим хитрых и долгих ходов к ним. Потому, не имея возможности быстрее соперников на коньках добежать до чужих ворот, он стал осваивать дальние броски, в коих вскоре весьма преуспел.

И игроки соперников стали бояться его бросков, на всякий случай уворачиваясь от брошенной им шайбы. А поскольку Платона никто не учил броскам, то он пробовал делать их по-разному, новаторски подходя к поиску оптимальных вариантов для разных ситуаций. Причём он, сам того не зная, стал бросать шайбу не щелчком с замаха, а чуть ли не одними кистями, без замаха и любой стороной крюка клюшки, причём хватом и слева и справа. Ведь он был двуруким и двуногим, но с преимуществом правых конечностей.

То есть, он постепенно научился отрывать шайбу ото льда. Сначала чуть накрывая её, лежащую в стороне от ноги, крюком клюшки и немного вдавливая в лёд, и так немного провозя её по льду, потом резко выворачивая кисти рук вверх, сразу добавляя усилия локтями, предплечьями и поворотом корпуса в пояснице.

Но больше всего он любил бросать, при этом делая очень сильный верхом и потому дальний бросок, в противоположную сторону от хвата руками, не вперёд, а назад, как бы за спину через плечо. Платон чувствовал, как такому его броску помогает всё тело. И когда его партнёры застревали в частоколе коньков и клюшек у чужих ворот, то они отдавали ему пас назад, а сами разъезжались в разные стороны от ворот, готовясь, в случае чего, добить отскочившую шайбу. И даже без коньков Платон часто забивал. Ему так понравилось играть в хоккей, что он стал мечтать о коньках, узнав, что для хоккея оказывается нужные другие коньки – канады. И теперь он больше увлёкся коньками.

Он даже начал болеть по телевизору за наших спортсменов, когда 17 и 18 февраля 1962 года в Москве состоялся 56-ой чемпионат мира по классическому конькобежному многоборью, завершившийся победой в общем зачёте Виктора Косичкина, ставшего третьим на дистанции 10.000 метров. Дистанцию на 500 метров выиграл Евгений Гришин, а на 1.500 – Борис Стенин. Остальные победы на дистанциях 5.000 и 10.000 метров были за шведами Нильссонами. Вместе со 107.000 зрителей Лужников он особенно следил за решающим последним забегом Виктора Косичкина и шведа Йонни Нильссона.

Теперь и большинство политических и прочих новостей семья Кочетов стала узнавать по телевизору.