— Ну что, перевяжемся? Ты готов?

— А ты? — спросил он в ответ, с оттенком насмешки в голосе.

— Будешь надо мной тут издеваться — по шее получишь, — пригрозила Маша. — После того, как выздоровеешь.

— После того, как я выздоровею, Маш, наши с тобой дорожки разбегутся в разные стороны. И на твою оккупацию телефонными звонками я больше не поддамся, хватит уже, сыт по горло прошлым опытом.

— Вакантов! — Маша много чего могла бы ему на это сказать. О том, что ее оккупация спасла ему жизнь. И просто о том, что ей необходимо видеть его, хотя бы изредка, и что эта потребность с каждым днем становится только сильнее. Но промолчала и опустила взгляд на его повязку, принявшись аккуратно ее снимать.

На этом, собственно, ее активное участие в перевязке и закончилось. Дальше Глебу пришлось делать все в основном самому, а она лишь помогала по мере сил, так и не решившись прикоснуться к ране, выглядевшей теперь еще страшнее прежнего из-за местного воспаления и расползшейся гематомы. Более серьезных осложнений, к счастью, кажется, удалось избежать. Но и это выглядело так, что у Маши сердце перехватывало! Вздох облегчения вырвался у нее из груди, когда этот черноглазый самоистязатель закрыл наконец промытую рану салфеткой с Лизонькиным антисептиком. Потом она помогла ему ее забинтовать и убрала лоток с использованным материалом.

— Ну и за что мне по шее было обещать? — спросил Глеб, когда она вернулась, вынеся мусор.

— Ну, не родилась я медсестрой, — признала Маша. — Однако это все равно не повод надо мной насмехаться, потому что у меня просто масса других талантов. — Она кокетливо поправила локоны, потом на всякий случай выставила на своем телефоне будильник, после чего заявила: — Ну вот, теперь можно и отдохнуть. И перечислить их тебе, все, не спеша.

— Вот уж уволь! — взмолился он. — Нельзя так издеваться над беззащитным раненым человеком!

— Ладно, тогда молча поваляемся. — Маша села на край дивана, потом, решившись, вытянулась во весь рост, подныривая Глебу под бочок. — Двигайся давай, я сегодня за день уже достаточно набегалась. А диван тут всего один.

— Так это у меня в глазах троится? — Он скользнул взглядом еще по двум стоящим тут же диванам, но все же подвинулся, давая Маше больше места.

— На тех можно только по пьяни спать, в полной отключке, когда тебе до лампочки, если вдруг пружина упрется в бок. Нам такое сегодня обоим с тобой не подходит. Так что если ты начнешь ко мне приставать среди ночи, я расценю это как издержки походной жизни. — Боже, ну почему Маше так сложно давались эти слова?! Почему рядом с Глебом ей так трудно получалось играть роль разбитной девицы, каковой ее считали даже в тесном кругу друзей?

— На этот счет можешь не беспокоиться, — ответил он между тем. — Я сегодня еще в таком состоянии, что твоя невинность в полной безопасности.

— Вакантов, да ты не сегодня, ты по жизни такой! — смелея, Маша перевернулась со спины на бок, к нему лицом. — Вопрос только в том, почему? С ориентацией у тебя вроде все в норме, на импотента тоже ты не похож. Так в чем тогда дело? — Она шаловливо прошлась двумя пальцами по его брючному поясу.

— Это очень личное, Маш. — Он накрыл ее руку своей, здоровой, предупреждая любые дальнейшие действия.

— И что? Даже мне, своей одноклашке, не можешь этого рассказать?

— Тебе — особенно! — усмехнулся он. — Нет, ты никому ничего не выболтаешь, я знаю, но ты же провокатор, каких до тебя не видывал белый свет! Помнишь, в школе…

К рассвету выяснилось, что будильник Маша ставила зря. У обоих, захваченных школьными воспоминаниями, сна не появилось ни в одном глазу. Они то вздыхали, грустя о прошедшем, то смеялись, а то и переживали заново праведное негодование, утихшее было за давностью лет. Им, день за днем проучившимся вместе целые годы, было что вспомнить! Хватило бы даже не на одну ночь. По крайней мере эта ночь пролетела для них так же быстро, как какой-то один урок. Вот только, в отличие от настоящих следовавших за уроками перемен, этой, наступившей сейчас, Маша была совсем не рада. Со вздохом сожаления выбралась из-под теплого Глебова бока: до того, как уйти, она хотела еще накрыть стол ему к завтраку, да и самой выпить с ним за компанию чая.

— Ну, до скорого, — сказала она ему, прощаясь. — Постараюсь выбраться к тебе, как только смогу.

— А я постараюсь не злоупотреблять твоим гостеприимством и уехать прежде, чем ты появишься вновь.

— Вакантов, не будь неблагодарной скотиной! Во-первых, нервы мне не трепи: ну куда ты рванешь, если даже ходить-то до сих пор ровно не можешь? А потом, ключи от дачи. Не бросишь же ты их здесь, в зоне досягаемости любого жулика?

— Найду способ тебе их передать. А насчет трепаных нервов…

— То ты мне их будешь беречь! — отрезала Маша. Хоть и знала, что Глебом особо не накомандуешься и что его такой аргумент вряд ли остановит. А значит, надо просто поторапливаться. Чтобы еще успеть застать его здесь и чтобы передать дневник. Который вначале еще нужно было добыть.

Выйдя из автобуса возле складских помещений, Маша позвонила Семену, чтобы уточнить, куда именно нужно подойти. Оказалось, что нужный ей склад находится рядом, и его хозяин даже показался ей из ворот, помахав рукой. Вскоре Маша была уже на пороге небольшого бетонного строения с единственным грязным окошком и двумя лампами под потолком, вдоль одной из стен заставленного ящиками и коробками, в которых, судя по виду и запаху, хранились овощи. Еще одна партия таких ящиков была сложена возле приоткрытых ворот, готовая к отправке в магазин. Маша протиснулась вдоль них.

— Извините, — сказал Семен, стягивая с себя грязные матерчатые перчатки. — Я потому и хотел, чтобы вы приехали пораньше, когда здесь больше порядка, чем сейчас.

— Ничего. — Маша остановилась возле больших напольных весов, за которыми стоял железный фасовочный стол с парой вскрытых коробок. — Я ведь ненадолго. Что с дневником? Вы его привезли?

Прежде чем ответить, мужчина внимательно всмотрелся ей в лицо.

— Я и правда от Глеба, — сказала Маша, видя его сомнения. — Знаю, что у вас случилось, и очень сочувствую вашему горю. Потому и отважилась на то, чтобы хоть чем-то помочь.

— А что с самим Глебом? Я пытался ему звонить, но он оказался недоступен.

Конечно! У него же телефон садился еще в ту злополучную ночь. А Маша не догадалась привезти ему зарядку. Взяв это себе на заметку, она ответила:

— В него стреляли, попали в плечо. Все бы ничего, но он потерял столько крови, что пока не может ходить. Вы, я смотрю, тоже пострадали, — кивнула она на свежие следы побоев на лице своего собеседника.

— Да, я говорил вам по телефону о поступившем мне предупреждении. Глеб в больнице?

— Конечно, нет. Вы и сами должны понимать, что подобные заведения — не самое лучшее укрытие для тех, на кого объявлена самая натуральная охота.

— Да, пожалуй. — Семен вздохнул. — Мне пришлось положить в больницу жену, у нее после всех свалившихся на нас бед сердце не выдержало. Так что забрать ее оттуда пока не могу, но постоянно думаю о том, как она там.