— Да, с этими ребятами шутки плохи, — чувствуя, что мужчина все еще колеблется, она оттянула свой воротник, демонстрируя ему шею. — Как видите, я тоже с ними встречалась.

Это сыграло свою роль, и Семен наконец-то решился. Вытащил откуда-то из-за ящиков сумку, из нее — толстую клеенчатую тетрадь. Медленно погладил ее, словно прощаясь, и протянул Маше:

— Вот, держите. Анжела не любила электронных дневников, которые мог взломать любой посторонний. Здесь запечатлена почти вся ее жизнь за последний год.

— Я передам ее Глебу. И как только он встанет, то займется ею. — Маша приняла тетрадь со всем подобающим почтением. — Мы сохраним и вернем ее вам.

— Я на это надеюсь. Это самое дорогое, что осталось у меня от дочери. А пока что, сегодня, как только отвезу товар, я снова поеду в полицию. И вчера опять там был, несмотря на все угрозы. Я пообещал им, что добьюсь расследования. Даже если мне придется напрямую обращаться для этого к президенту.

— Зря вы им озвучили эти свои намерения, — заметила Маша.

— Да я и сам это понял, потом. Но в тот момент не сдержался, высказался в порыве чувств. А теперь уже поздно что-то менять.

— Ну, тогда удачи вам, и будьте все-таки осторожнее. — Маша уже гадала, как бы ей выбраться из этих складов. На улице хлопнула дверца машины, наводящая на мысль о такси. Маша скользнула взглядом по заляпанному складскому окошку, пытаясь рассмотреть, не оно ли сюда и подъехало. Поймать, пока оно еще здесь. Но увидела нечто совсем другое… Машино сердце почти захлебнулось, пытаясь обогнать самое себя, и она побелевшими губами выдохнула Семену в лицо: — Это они!!! Они здесь!!! Трое, и двоих я точно знаю в лицо! Надо куда-то спрятаться!

Семен тоже побледнел, но действовать взялся быстро. Указал Маше на фасовочный столик:

— Быстро под него! И что бы ни случилось, сбереги Анжелин дневник!

Маша, не раздумывая, нырнула в тесное темное пространство. И не успела подумать о том, что здесь ее все равно могут увидеть, как Семен начал скидывать коробки на пол перед столом, закрывая ее.

— Да что же вы теряете время, — зашептала Маша. — Бегите!

Но почти сразу и сама поняла, что бежать ему поздно: шаги зашелестели уже на пороге, а потом чей-то тихий недобрый голос сказал:

— Вот он, упрямый осел, который не понимает русского языка!

Дверь склада скрипнула, закрываясь. И оставляя внутри только жертву, троих убийц и одну свидетельницу, о которой последние пока даже не догадывались. Маше стало так страшно, как никогда в жизни еще не бывало. Первобытный липкий ужас сковал ее, парализуя, кажется, даже дыхание. Смогла бы она оставаться неподвижной, если бы там, снаружи, был Глеб? Эта мысль мелькнула и тут же погасла в цепенеющем от страха мозге. Теперь он способен был воспринимать только звуки, долетающие из помещения сюда, под стол. Зловещие, леденящие кровь. Тихие, но Маша при этом воспринимала их так, как будто каждый, даже едва слышный шелест был пропущен через усилитель, а динамик выведен к ней, подсоединен напрямую к оголенным нервам. Что здесь могло сейчас произойти?! Явившиеся сюда бандиты не ведали жалости и пришли не с добром. А наспех сделанная стенка из преимущественно пустых коробок, способная укрыть ее от бандитских глаз, была так ненадежна! Если только они заподозрят, что за ней кто-то скрывается, то смогут ее обрушить одним пинком!

— Ну что, идиот, говорили же тебе? — прозвучал все тот же негромкий голос после звуков короткой борьбы. — Советовали уняться по-хорошему. Но по ходу, ты не понимаешь советов. Так что привет тебе от Просветова. Последний, — тут послышались несколько глухих ударов с каким-то жутким, чавкающим сопровождением и хрипами. Маша зажмурилась и стиснула руки, вгоняя ногти в ладонь: только бы не потерять контроль над собой, не сорваться в истерику и на крик! Не превратиться в мечущееся на бойне животное, в глазах у которого только смерть.

— Тащите его сюда, — скомандовал голос, и что-то тяжелое — конечно же, тело! — зашуршало по полу. К стене с ящиками. Откуда последовала новая команда: — Рушьте этот штабель! Вон монтировка валяется, поддень, — скрежет, грохот. И потом, в наступившей тишине, насмешливо-поучительное: — Вот так-то оно, правила техники безопасности не соблюдать, — и шаги. К снова скрипнувшей двери, выпускающей всю троицу наружу.

— Может, поджечь это все? — услышала Маша уже с улицы.

— Нет, не стоит. Поджог — это уже преступление. А так — несчастный случай, и все.

Все трое тихо и гнусно захихикали, снова садясь в машину. Захлопнувшиеся дверцы заглушили их смех, потом заурчал двигатель, и этот звук стал быстро удаляться в сторону шоссе. Уезжают! А она жива! Маша все еще не смела в это поверить. Так же, как не смела даже носа высунуть из-за коробок, боясь даже представить себе, что она там увидит. Но оттаивающее сознание говорило ей о том, что надо уходить отсюда как можно скорее, пока другие ничего не заметили и пока не застали ее здесь, наедине с трупом. А в том, что теперь Семен мертв, сомневаться не приходилось. Вспомнив услышанные звуки, Маша затряслась как в лихорадке и уже не в силах была унять эту дрожь. Ее так сильно трясло, что она еле смогла отодвинуть коробки, которыми завалил ее убежище Семен, и едва сумела вылезти. Первым ее порывом было кинуться на улицу, прочь от этого страшного места. Но потом она все-таки заставила себя подойти к обрушенному штабелю тяжелых, заполненных овощами фанерных ящиков. Постояла над ним, трясясь и слыша свое дыхание с всхлипами, громко отдающееся в ушах. Бежать!!! Бежать?! А вдруг Семен, вопреки всему, еще жив?! И вдруг ему еще можно помочь?! Но из-под деревянных обломков вперемешку с разбившимися овощами не раздавалось ни звука. А потом Маша увидела руку, торчащую из-под изломанного ящика. Страшную, со скрюченными пальцами. Неживую. По-прежнему дрожа как в лихорадке, Маша все-таки склонилась к этой руке и заставила себя к ней прикоснуться. После чего убедилась, что Семен мертв, окончательно и безнадежно! Это была быстро холодеющая рука трупа, и в ней не было даже намека на пульс.

— Но меня ты все-таки спас, — прошептала Маша, отшатнувшись. — А я сохраню Анжелин дневник! — С этими словами она кинулась к выходу. Ненадолго задержалась возле окошка, чтобы оценить обстановку снаружи, а потом, через дверь — и подальше отсюда! Бегом, через закоулки и подворотни! Так, как будто за ней гналась сама смерть.

Домой Маша добралась за какие-то два часа. Проскользнула мимо Марты Викторовны так, чтобы та по возможности не смогла ее рассмотреть. К счастью, сегодня мама не стала отпрашиваться с работы, так что не увидела, в каком состоянии вернулась ее дочь. Наверное, подумала, что хуже, чем в прошлый раз, быть уже не может, так что и не на что будет смотреть. А вот, оказывается, бывает! Сорвав с себя всю одежду, словно впитавшую в себя запах смерти, Маша кинула ее в машинку, а сама долго стояла под горячим душем, время от времени начиная трястись даже там. Где они, ее утренние возвращения из ресторана, с его грязью и неприятностями? Да это же была просто детская забава в сравнении с сегодняшним днем! В конце концов, яростно растерев себя губкой и завернувшись в полотенце, Маша пошла на кухню. Вымученно улыбнулась, увидев заботливо накрытый для нее стол, но первым делом потянулась мимо него к шкафу, в котором стоял коньяк. Опрокинула две стопки подряд, постояла, пытаясь вернуться в реальный мир, где тикали часы и тихо рокотал холодильник. Но все равно, перед глазами то и дело возникал сумрачный склад, с его овощно-земляным запахом и торчащей из-под обломков рукой.