«А как трансы в Паттайе дефилировали, помнишь? – подбодрил я себя. – И что ты так психуешь? Это всего лишь театр, никто тебя из списка натуралов не вычёркивает, успокойся!»

Нацепив роскошный блондинистый парик, я поправил чёлку, мотнул головой, встряхивая белокурыми локонами. Покосился на огрызки косметических карандашей и тюбик помады. Ну смелее, смелее…

Закаменев лицом, аккуратно подвёл веки, начертил контур губ, осторожно намазал их. Ярковато получилось, так я ж девушка молодая!

– Меня зовут Маша, – прощебетал я тонким голоском и сплюнул, добавив парочку лексем, не подобающих юной леди.

В зеркале отразилась симпатичная дивчина. Крепкая шея немного портила её, но длинные волосы скрывали сей изъян.

– Ну хватит любоваться! – грубо сказал я и, повесив на плечо мамину сумку, покинул гараж. Не сразу, правда. Сначала приоткрыл дверь, выглянул, убедился, что никого вокруг, и тогда уж выскользнул наружу, поспешно запирая дверь. Уф-ф!

Подул ветерок, озоруя, задрал подол, и я охнул, руками прижимая платье. Непривычно обвеяло голые ноги.

«Не трусь, стыдливый ты наш! Девчонки же ходят как-то, и ничего…»

Выдохнув, я зашагал к улице Ленина, следя за каждым шагом, поминутно осаживая себя, а то ещё мужицкая походка смажет весь девичий образ.

Зайдя в магазин, купил пару бисквитных пирожных и бутылку «Крем-соды» – газировку я превращу в лекарство…

Тот же день, чуть позднее

Первомайск, улица Толбухина

Шагая по улице, я «вся испереживалась», как Настя однажды выразилась. Встречные особи мужеска полу поглядывали на меня весьма одобрительно, вскользь оценивая фигуру, и мне стоило немалого труда удерживать на лице лёгкую улыбочку с оттенком надменности. Мол, хороша Маша, да не ваша.

Больше всего я боялся повстречать знакомых или одноклассников, но уберёгся, а приблизившись к воротам детской больницы, сбавил шаг.

Здесь мы проходили медосмотр в восьмом классе, и я примерно знал, где тут что. Маленький больничный городок уютно разместился среди парка – белые корпуса стильно смотрелись на фоне пышной зелени. По асфальтированным дорожкам степенно прогуливались ходячие больные, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься вприпрыжку. Пофыркивая, проехала «Скорая». Толстая тётка в белом халате, переваливаясь, толкала тележку, заставленную парившими вёдрами. Обед повезла…

Я напрягся, сжимая губы, когда подумал, что уже попал под наблюдение. Наверняка не одни медики таскаются по парку… Впереди семенила коренастенькая девушка без выраженной талии, и я догнал её, непринуждённо кивая на сетку с продуктами:

– Подкармливаете?

– Ну да! – рассмеялась незнакомка. – У меня тут братик лежит, в «травме». Ногу сломал – буквально на ровном месте! Допрыгался! Представляете?

– У-у! – завёл я. – Помню, один дяденька и вовсе со стула навернулся. Очнулся – гипс!

Мы очень натурально засмеялись – наблюдатели опишут нас как подружек, что и требовалось доказать.

– Ну ладно, пусть ваш братишка выздоравливает. И осторожней со стульями!

Мы расстались на весёлой ноте – девушка убрела к брату, а я через служебный вход проник в отделение хирургии. «Соберись, – приказал себе, – сконцентрируйся!»

Тихо, гулко, прохладно, лизолом попахивает…

Я поднялся на второй этаж, не оглядываясь, и свернул налево, к подсобке – помнится, технички именно оттуда выходили со своими орудиями труда. А сыграть уборщицу – это самое разумное, ведь на младший техперсонал никто не обращает внимания, в упор не видят. Меня, впрочем, и технички не заметят – перерыв. Надо уложиться в пятнадцать-двадцать минут…

Подсобное помещение не запиралось – от замка осталась лишь аккуратно выпиленная дыра в филёнке. Я прошмыгнул за дверь, попадая в комнатку-пенал, с пола до потолка отделанную белым кафелем, как в операционной. Свежие, выглаженные халаты висели в старом шкафу без дверок. Я быстренько затянулся в тот, что пришёлся по размеру. Нахлобучил на голову белую накрахмаленную шапочку, обжимая золотистые пряди. «Готова к труду и обороне!»

– О, донна Роза! – наигранно постонал я, взбадривая трясущуюся натуру. – Тьфу, гадость какая…

На полу возле узкого окна громоздился целый «сервиз» разнокалиберных вёдер. Я взял два и снял с крашеной батареи высохшую тряпку, сохранявшую ребристые отпечатки. Одно ведро наполнил водой из шипящего крана, а в другое уложил бутылку «Крем-соды» и коробку с пирожными, прикрыв их тряпкой. Ну, начали!

Сердце колотилось как пойманное, а сохнущие губы не облизывал лишь потому, что боялся стереть помаду.

Выйдя в коридор, я излучал спокойствие Будды. Со скучающим выражением на лице прошёл к палате Невкапсы – на её двери блестела медью цифра «5». Разумеется, заботливые кагэбэшники указали точный адрес, чтобы Миха не заплутал!

Рядом с дверьми, ведущими в палаты и ординаторскую, пропускали взгляд большие квадратные окна. Почти все задёрнуты лёгкими тюлевыми занавесками, но только не в палате Димы. Следовательно, камера наблюдения установлена в комнате напротив. Там почему-то темно, а на окне плотная штора. Ну разумеется…

«Не смотреть туда, не смотреть!»

Ага, а вот и проводочек к микрофончику… Его цепляли прямо к витому шнуру, что крепился по старинке, на керамические ролики. Если не знать о прослушке, то и не заметишь.

Я покосился в окно пятой палаты. Можно спорить на что угодно – со двора задействована ещё одна фотокамера. Скорей всего, второй наблюдательный пост – в здании напротив. Там, кажется, кардиологическое отделение. Ничего, подвинутся сердечники…

Оставив вёдра, я неспешно отправился за шваброй – и достал из сумки «секретное оружие». Это была смесь собственного сочинения – я наболтал её из просроченного шампуня, тосола и ещё пары ингредиентов. Вернувшись к Димкиной палате, деловито смочил поролоновую губку моим средством и щедро намазал окно.

Нервы натянулись до звона, пальцы у меня дрожали, а я ещё и попой крутить пытался, лишь бы отвлечь внимание невидимого зрителя.

Смесь моя залепила стекло, размывая видимость, и я, пока она не оплыла, заторопился. Быстро обмакнув тряпку в воду, отжал её, бросая на швабру с громким шлепком, – и подхватил пустое ведро с «лекарством».

Дима Невкапса лежал в палате один, ещё три кровати стояли заправленными. Правильно, зачем оперативникам посторонние…

Поворачиваясь спиной к окну, выходившему во двор, я молча подмигнул мальчику. Дима нерешительно улыбнулся.

Маленький, худенький, бледненький, с круглой головой, лишённой волосёнок…

«Давай лечиться! – лезла в голову задорная кричалка мультяшной Маши, спутавшейся с медведем. – Давай лечиться!»

Достав подарки, я налил Диме полный стакан шипучей «Крем-соды». Вынул из нагрудного кармана сложенную бумажку с отпечатанным заранее текстом и показал мальчику. В записке значилось: «Молчи, ничего не говори! Я тебя вылечу!»