— Вон дверь, иди плескайся и в путь дорогу собирайся. По такому знаменательному случаю я тебе подарок приготовил. Помнишь, когда ты родился, я тебя сфотографировал. Возьми на память, глянешь в купели.

Никто вытащил черную фотографию от полароида и сунул мне в карман пижамы.

— Ступай, давай, я снаружи подожду.

— Слушай, а почему ты решил именно сейчас подарить мне фотку?

— Так я хочу напомнить тебе, что в момент смерти, как и при рождении, человек одинок, хотя как бы ни было тяжело, появляется свет в конце тоннеля. Ну, любознательный, действуй, скоро сам всё узнаешь.

Я встал и пошел к двери, вокруг которой была бесконечность. Пройдя ее, я очутился в своей любимой купели, которую часто посещал, когда выпадала такая возможность. Там было всё как обычно. Деревянный домик с бассейном из голубоватой плитки навевал свежесть и спокойствие. Полностью раздевшись, я прошел по дорожке к купели и резво зашел в родниковую воду. По старому обычаю нужно нырнуть с головой три раза. С каждым присестом мое сознание переживало какие-то критические состояния и вообще бы могло отлететь, если бы не дрожащее от холода тело. Когда я вышел из воды, всё тело обдало жаром, и расслабилось. Миллион иголочек приятно покалывали кожу, от которой шел пар. Одеваться не хотелось. Немного подсохнув, я захотел посмотреть фотографию, которую мне дал Никто. Меня сильно поразило, что я на ней увидел. Там была запечатлена икона Божьей матери с младенцем, которую нарисовал наш Рембрандт. Я поцеловал фотографию и поставил на подоконник. Пора было одеваться.

Снаружи меня встретила ночь, и медленно падающий белый снег. Вокруг меня стояли знакомые здания дурдома, а за спиной висела табличка «приемное отделение».

— Как самочувствие? — спросил появившийся призрак.

— Отличное.

— Поздравляю, Вы здоровы и выписываетесь из больницы — официальным тоном продекламировал Никто.

— Большое спасибо за то, что ты сделал для меня — сказал я тому, кто всегда был рядом.

— И мне тоже было приятно с тобой, а теперь настало время в последний раз воспользоваться твоим стеклянным кубиком.

На моей ладони из кармана появился стеклянный кубик, который светился изнутри.

— Ты прошел все шесть граней жизни, теперь нужно выпустить свет из этого тела. Разбив тонкую границу реальности, ты закончишь свою командировку и вернешься домой, и в этом я не вижу трагедии. Ваш тип воспитания формирует страх перед любой неизвестностью, а потерять стабильность, причем всю сразу, некоторых вгоняет в ужас и они цепляются за свою привычку жить. Но как бы они ни старались, граница рвется и жизнь заканчивается. Каждому из живущих улыбается смерть, но не каждый улыбнется ей в ответ.

В этот момент Никто стал уплотнятся и материализовываться. Сняв очки, он скинул капюшон и широко улыбнулся.

Напротив себя я увидел себя, который смотрел на меня и улыбался. Я на мгновение сжал ладонь, а когда ее раскрыл, на ней лежала светящаяся лимонка. Дернув за кольцо, я широко улыбнулся себе.

— Ну-ну, фокусник-приколист — услышал я в голове, и рядом со мной упал серый балахон с джинсами растворившегося Никто. Багровое пятно восхода появилось на горизонте.

День седьмой

— Какая погода, а! — сказал Сергей Михайлович, заходя в ординаторскую. — Солнце светит, и снег пошел. И такой пушистый, как на Новый Год.

— Тебе чего не спится-то, рано еще, — пробурчал Алексей Викторович с дивана.

— Да под конец дежурства акт смерти пришлось писать. В десятом отделении жмурик не проснулся.

— Кто такой?

— Никто, тебе какая разница?

— В принципе никакой. Дураком меньше, дураком больше… Свято место пусто не бывает.

Зазвонил телефон.

— Вот черт, поспать не дадут.

— Алло! — подняв трубку, ответил Сергей Михайлович. — Хорошо.

— Ну вот тебе и дурак. Собирайся давай в приемную. Да, как раз пусть жмурика увезут. Ты литр спирта возьми, за 0,5 скоропомощные даже и заморачиваться не будут. Тем более в конце смены в воскресенье. А я в десятое позвоню, пусть в приемную спускают.

Алексей Викторович натянул халат на пижаму и вышел из ординаторской. В приемной было серо и тихо. В освещённом проходе стоял помятый фельдшер Василий, а в сумраке на кушетке сидело два призрака. Один- в сером балахоне, был давно знаком врачу.

Из под капюшона виднелись черные очки и еле заметная улыбка. Он бережно обнимал за руку взъерошенного бедолагу, размалеванного крестами. Похоже, что рисовался пассажир зубной пастой.

— Здорово, мужики, чего не спится? — буркнул доктор.

— И вам того же — ответил фельдшер.

— Чего такого неумытого привезли, документы давайте.

Человек в капюшоне протянул бумаги. Доктор сел за стол и стал заполнять новую историю болезни. Посмотрев паспорт, оформил лицевую страницу. Перевернув лист, доктор поднял голову и проткнул взглядом сидящего напротив человека. Даже в сумраке было видно, что тип был напряжен до предела. Челюсти были сжаты, а глаза наполнены страхом до безумия.

Вздохнув, Алексей Викторович спросил:

— И давно с тобой такое?

Человек, смотрящий в никуда, напряженно молчал.

— Соседи сказали, что сегодня ночью начал буянить, наверно белка пришла — пробормотал Василий.

— Да нет, на бухарика он не похож. Любезный, ты знаешь, где находишься? Число какое сегодня? Жалобы есть какие? Молчишь, ну молчи.

Доктор стал заполнять историю болезни. Не отрываясь от писанины, доктор положил на край стола чистый бланк и ручку.

— Ты сейчас в дурдоме. Прочитай бланк о добровольной госпитализации и подпиши, где галочку я поставил.

Человек заелозил на месте и отвернулся. Закончив писать, Алексей Викторович закрыл историю болезни и откинулся на стуле.

— Не хочешь подписывать? Считаешь себя здоровым или думаешь сам справиться? Но только не в дурку. Прекрасно понимаю… Хорошо. Не хочешь, как хочешь. Можешь идти. Здесь тебя никто не держит. Отпусти его, пусть идет.

Сосед осторожно вынул свою руку и погладил ей по взъерошенной голове мужика. Безумец смотрел по сторонам, но не двигался с места.

— Но перед тем, как уйти, — продолжал доктор. Я расскажу, что тебя ожидает. Сейчас воображение у тебя хорошо работает, поэтому представь, что ты выходишь отсюда, и голоса, которыми набита твоя башка, начинают постоянно говорить тебе, чтобы ты убил себя, а то будет хуже. Сколько ты продержишься? Час? День? Голова будет разрываться на части. Ни молитвы, ни таблетки не помогут тебе. Голоса как дрель будут сверлить твой мозг. Тогда ты ляжешь головой на рельсы, и проезжающий локомотив повезет твои мозги в депо. Возможен и другой вариант: ты замуруешься дома, но будешь чувствовать, что в твою жену или мать вселился дьявол, который хочет тебя сожрать. Через некоторое время ты