Я кивнул. Попытался ответить такой же непринужденной улыбкой, но у меня внезапно возникло ощущение, что я заметил хищника в высокой траве.

Бен продолжал:

– Прага, Барселона, Амстердам… – Я не знаю, было ли это совпадением, но в этот момент наши глаза встретились. Выражение его лица было непроницаемым. Внезапно мне захотелось, чтобы он закрыл рот на хрен. Я пытался передать свое послание взглядом. Стоп. Хватит. Сейчас не то время, чтобы говорить об Амстердаме. Если мой отец узнает, он лишит меня наследства.

Бен отвел взгляд, разорвав зрительный контакт. И тогда я понял, насколько безрассудно поступил, пригласив его к нам.

Тишину внезапно сотряс громкий звук, казалось, что само здание рушится под нами. Спустя пару секунд я сообразил, что грянул гром, небо прорезала молния. Папа выглядел рассерженным. Он мог контролировать все, что происходит в этих стенах, но не мог властвовать над погодой. Упали первые крупные капли. Наш ужин закончился.

Господи, благодарю.

Я вновь задышал полной грудью. Но что-то изменилось.

Позже той же ночью Антуан ворвался в мою комнату.

– Отец и твой приятель-англичанин. Закадычные друзья, да? Ты же понимаешь, что это в его духе? Лишить нас наследства и оставить все гребаному случайному незнакомцу?

– Это безумие, – проговорил я. Так и есть. Но озвучив это, я почувствовал, как мысль пустила корни. Это было бы в папиной манере. Всегда напоминать нам, своим собственным сыновьям, какие мы ничтожные. Как сильно мы его разочаровываем. Но будет ли это Бен?

Что всегда завораживало в моем друге, так это его непознаваемость. Можно проводить часы, дни в его компании – объездить с ним всю Европу, – и никогда по-настоящему не узнать настоящего Бенджамина Дэниелса. Он был хамелеоном, загадкой. И я, на самом деле, даже понятия не имел, кто этот человек, которого я пригласил под свою крышу, в лоно нашей семьи.

* * *

Я лезу в шкафчик под раковиной и беру бутылочку с ополаскивателем для рта, наливаю его в маленькую чашечку. У меня во рту привкус сигарет, которые я выкурил с ней на террасе. Курить я начал, когда вернулся сюда. Дверца шкафа все еще открыта. Маленькие баночки с таблетками стоят по струнке. Это было бы так просто. Хотелось просто оказаться… подальше от всего этого.

Дело в том, что, притворяясь перед Джесс, я почти мог быть самим собой: я обычный взрослый человек, живущий сам по себе, окруженный атрибутами собственного успеха. Квартира, которую снимал. Вещи, которые купил на свои с трудом заработанные деньги. Потому что я хочу быть таким парнем, на самом деле хочу. Я пытался быть таким парнем. Но я тридцатилетний неудачник, вынужденный вернуться в дом своего отца, потому что потерял последнее. Поначалу все шло так хорошо, вот в чем была проблема. Я держался, а потом стал жадным, как игрок, выигравший в первом забеге…

Как бы я ни пытался обмануть себя, это бессмысленно, даже в отдельной квартире я все еще нахожусь под его крышей; я все еще заражен этим местом. И я деградирую, пока живу здесь. Вот почему я сбежал на десять лет на другой конец света. Вот почему был так счастлив в Кембридже. Вот почему без раздумий отправился в тот бар на встречу с Беном, когда он связался со мной, несмотря на Амстердам. Вот почему я пригласил его пожить здесь. Подумал, что с ним мое существование станет более сносным. Что его компания вернет меня в другое время.

Вот и все. Поэтому я позволил ей считать себя кем-то другим. Маленькая безобидная ложь, не такая уж и страшная.

Честно.

ДЖЕСС

Голоса – крик поверх музыки. Я не знаю, сколько людей собралось здесь, внизу: должно быть, больше сотни. С потолка свисает искусственная паутина, а на полу расставлены свечи, освещающие грубые стены. В тесном пространстве без вентиляции пахнет горящим воском. Отражение танцующего пламени на стенах создает впечатление, будто каменные стены движутся, извиваются, как живое существо.

Я стараюсь смешаться с толпой, и слежу, чтобы никто не наступил на мою простыню. Издалека мой костюм – один из худших. Большинство гостей выложились по полной. Монахиня в белом одеянии, пропитанном кровью, целует женщину, чье полуобнаженное тело выкрашено в красный цвет, а на голове пара скрученных дьявольских рогов. Чумной доктор, одетый в черный плащ и шляпу, поднимает длинный изогнутый клюв своей маски, чтобы затянуться сигаретой, а затем выпускает дым из своих глазниц. Высокая фигура в смокинге с огромной волчьей головой потягивает коктейль через соломинку. Куда бы я ни посмотрела, везде безумные монахи, смерти с косами, демоны и упыри. И странная вещь: в этом окружении фигуры выглядят еще более зловещими, чем наверху, при вечернем свете. Даже фальшивая кровь почему-то здесь кажется более реальной.

Как я могу влиться в одну из этих компаний и начать разговор о Бене? Мне отчаянно нужно выпить. Внезапно я чувствую, как с моей головы срывают простыню. Мертвый ковбой поднимает руки: «Упс!» – Должно быть, наступил на край. Черт, она уже грязная от земли, мокрая от пролитого пива. Я поднимаю ее, сминаю в грязный комок. Придется поговорить без маскировки. Здесь так много людей, что я вряд ли буду выделяться.

– О, salut!

Я оборачиваюсь и вижу глупенькую хорошенькую девушку в огромной цветочной короне и развевающемся белом крестьянском платье, забрызганном кровью. Спустя мгновение я узнаю в ней соседку Мими. С каким-то именем на «К». Камилла: так ее зовут.

– Это ты! – восклицает она. – Ты сестра Бена, да? – Вот тебе и попытка слиться с толпой.

– Эм. Надеюсь, все о’кей? Я услышала музыку…

– Plus on est de fois, plus on rit, понимаешь? Чем больше, тем веселее. Эй, как жаль, что здесь нет Бена, – надулась она. – А я думала, он любит вечеринки!

– Так ты знала моего брата?

Она морщит свой крошечный веснушчатый носик.

– Бена? Oui, un peu. Да, немного.

– А он всем нравился? Имею в виду им, Менье? Семейке?

– Конечно. Все его любят! Мне кажется, его очень любит Жак Менье. Может быть, даже больше собственных детей. А… – Она замолкает, будто что-то вспомнила. – Антуан. Антуан недолюбливает его.

Вспоминается сцена во дворе в первую ночь.

– Как ты думаешь, могло бы между ними быть что-то… ну, между моим братом и женой Антуана?

Ее глаза вспыхивают.

– Бен и Доминик? Jamais. – С какой яростью она это произносит. – Всего лишь флирт. Не более того.

Я пробую зайти по-другому.

– Ты говорила, что видела Бена в пятницу, когда он разговаривал с Мими на лестнице.

Она кивает.

– В каком часу это было? Я имею в виду… ты видела его после этого? Ты вообще видела его в ту ночь?

Небольшая заминка.

– Меня не было здесь той ночью, – говорит она. Затем она, кажется, замечает кого-то за моим плечом.