спокойно, мокро и сладко; а теперь она вновь вернулась в это тело, сюда, в средневековый город, наводнённый восставшими из могил солдатами. Она не знала, сколько пробыла в отключке: когда Монакура прикрыл её собой, опрокинув на спину, Бездна ударилась затылком о булыжники и погрузилась во мрак. Что-то тяжёлое давило сверху, словно необоримая железнодорожная рельса. Мучительно стеная, она выбралась из-под неподвижного огромного тела, раскидав обломки гробовых досок. Нащупала приклад Диемако и приподнялась на одно колено.

Очень вовремя: строй мёртвых солдат, разделившись пополам взял в клещи пьедестал с бронзовым обрубком. Йоля всё так же сидела на заднице, прислонившись спиной к холодному граниту пьедестала. Ноги широко расставлены, руки обхватили склонённую голову, медно-красные волосы завесили лицо.

Хищные тени нависли над предводительницей Волчьего Сквада: когтистые руки мертвецов, сжимающие зазубренные уродливые клинки, тянулись к её беззащитному телу.

Аглая Бездна упёрла приклад Диемако в плечо:

— Очнись, пизда конопатая!

Её визг и сухие хлопки выстрелов нарушили замогильную тишину; автоматная очередь хлестнула по призрачным теням, и пули зацепили постамент. Тот посёкся гранитной крошкой, обдав сидящую внизу женщину жалящим дождём, но впавшая в оцепенение Йоля не шелохнулась. Бездна стреляла, пока не кончились патроны. Колеблющиеся, будто сотканные из тумана мертвецы, облачённые в причудливые доспехи, рвались в клочья, осыпаясь на брусчатку горстями бурого пепла.

— Держи вот, — Монакура приподнялся на локте, он протягивал девушке полный магазин.

Изо рта барабанщика сочилась кровь, окрашивая бороду красным. Монакура напоминал людоеда из детской книжки-раскраски. К вонзившемуся в плечо ятагану прибавилось копьё — торчало у него из спины.

— Бери в прицел правую сторону от жопы, — прохрипел сержант,— Я возьму левую; не покроши Йолю.

— Я уже пыталась, и поняла: нашей тётеньке совершенно похуй, как умирать, — буркнула Бездна и нажала на гашетку.

Они снова стреляли, пока не кончились патроны. А когда кончились, поменяли магазины и опять стреляли. Мёртвые солдаты осыпались на плиты мостовой лишь прахом, да кусками ржавых доспехов, а на их место вставали новые. А когда патроны кончились совсем, Бездна отбросила винтовку и, крепко обняв гиганта за шею, закрыла глаза.

— Ух, — выдохнули десятки мёртвых глоток и в небо взмыла туча смертоносного железа.

* * *

— Восхитительная смерть, — прошептала призрачная фигура, смахивая с прорези в рогатом топфхельме скупую слезу.

* * *

Аглая Бездна ожидала ощутить, как проламывается её череп и расходится рассечённая плоть, но вместо этого раздался оглушительный свист — так кричит пламя, вырвавшись наружу сквозь ствол огнемёта. Девушка приоткрыла глаза и вскочила на ноги: пространство вокруг памятника сверкнуло багровыми всполохами, сметая призрачное воинство. Над пьедесталом с бронзовой задницей возник ослепительный столб: колонна голубого света устремлялась вверх, в бесконечность, мимо жёлтой, ущербной луны, мимо мерцающих звёзд, мимо кружащихся вокруг них бесконечных вселенных. Из этого столба света, кувыркаясь и каркая, вывалилась огромная взъерошенная птица, и голубой луч тут же взорвался, разлетевшись миллиардом мерцающих кристаллов. Ворон, размером с овчарку, вскочил на чешуйчатые лапы и, точно прицелившись, клюнул Йолю прямиком в темечко. Потом прыгнул вверх на обрубок, и склонил голову набок, наблюдая пробуждение госпожи лейтенанта.

— Грим! — радостно возопила Аглая и хлюпнула носом.

Птица каркнула и взмыла вверх, исчезнув за остроконечными черепичными крышами.

Сержант и его приёмная дочурка держали друг друга в тесных объятиях, завороженно следя за неторопливо развёртывающимся действом.

Руки, затянутые в потёртую кожу, нащупали рукоятку датского меча, обнажённые, согнутые в коленях ноги распрямились: Йоля, прижимаясь спиной к гранитному постаменту, медленно скользнула вверх. Ряды мертвецов, снова подступающих к памятнику, ощерились острой сталью. Метнулись копья и пики, ломая наконечники о холодный камень: они нашли лишь пустоту, красноволосая женщина уже стояла наверху, приобняв рукой гордо выпяченную бронзовую жопу. Немного покрасовавшись, Йоля спрыгнула вниз, в самую кучу мертвецов. Через несколько ударов сердца неведомая сила разметала строй щитов, будто игральные карты; трещали ломающиеся древки копий и алебард, хрустело ржавое железо доспехов, лязгала сталь сталкивающихся клинков. Пуу и Бездна видели лишь мелькающее серебро росчерков датского меча; движения предводительницы оставались непостижимы взору, фигура Йоли превратилась в непрерывное размытое движение. Размылась и реальность: превратилась в постоянно изменяющийся калейдоскоп образов и видений. Гигант с торчащим из спины копьём и растрёпанная окровавленная девчонка, широко распахнув глаза, внимали колдовскому поединку.

Вот серебряный ураган, крутящийся среди колышущегося воинства, останавливается: огромный Волк встаёт на задние лапы; в руках у зверя странное оружие: лезвие меча на длинной рукояти. Теперь время едва двигается. Движения зверя чётко выверены, он словно танцует: страшная глефа неотвратимо вертится, медленно, будто в кровавом киселе — доспехи призрачных воинов взрываются фонтанами багряной пыли, гротескные шлемы слетают с плеч вместе с головами, пепел и прах мертвецов оседает на брусчатке.

Вот щербатый полумесяц испускает ядовитые, мерцающие лучи: серый мех хищника воспламеняется, Волк хрипло воет, запрокинув к чёрному небу оскаленную пасть и бьёт кончиком меча о землю, та исходит глубокими трещинами, и вырвавшиеся наружу сгустки пепельного клубящегося тумана затмевают жёлтый свет, гасят отравленное пламя.

Вот волшебное противостояние прекращается: на площади вновь танцует женский силуэт, невозможно быстро вращая мечом, а уцелевшие солдаты, сбившись в жалкую кучу, отходят к стенам покосившейся кирхи.

Вот запертые ворота церкви распахиваются с пронзительным скрипом, а в тёмном проёме распахнутой двери появляется силуэт чудовища, тускло поблёскивающего потемневшей сталью готического латного доспеха.

Щетинясь шипами гофрированного доспеха, с грохотом и лязгом, ужасный монстр, роста в котором не меньше монакуровского плюс ещё шлем, выдвинулся вперёд, на залитую кровью и жёлтым светом кривого полумесяца мощёную площадь.

— Дани Ёж! — огромный рот Бездны распахнулся в удивлении.

— Гортхаур Жестокий! — вторил ей поражённый сержант.

Они, опираясь друг на друга, кряхтя и охая, медленно побрели к предводительнице, замершей у ворот кирхи.

Чудовище держало в руках двуручный    кеттенморгенштерн, жуткая голова которого, свисающая с длинной цепи,  щетинилась острыми колючками.

— Вупувавут! — заявил тёмный повелитель, обвиняюще тыча в красноволосую девушку указующим перстом.

— Чё, бля? — Аглая Бездна недоуменно воззрилась на Йолю, — Вы знакомы с этим клоуном?

— Это император юга или человек-глаз? — спросил Монакура, ухватив девушку за плечи.

— Кто что видит. Я наблюдаю невъебенно здорового римского центуриона. Очередная неуклюжая шутка Князя. Отойдите в сторону, мои хорошие, — Йоля нежно, но настойчиво высвободилась из лап сержанта.

Она ухватила рукоятку ятагана, торчащего из плеча сержанта, и резко дёрнула. Монакура охнул и упал на колени.

— Ещё немного боли, — на мостовую полетело извлечённое из широкой спины