Ей наконец-то удалось разжать правую руку и отбросить нож. Из левой, израненной руки ручьем лилась кровь. На этот раз не фантомная, а самая настоящая.

– Я… я не понимаю, как это… – залепетала Полина, чувствуя, что шок – или что с ней было? – отступает и накатывает волна острой боли. Грызущая, ноющая, она принялась терзать ее, как злой бешеный пес.

– Алик! Аптечку! «Скорую»! Быстро! – отрывисто приказал Женя, и мальчик заметался по кухне.

– Не надо врачей! Пожалуйста! Со мной все будет хорошо! – Полина плакала от боли и отчаяния.

Но Женя не слушал ее, только бормотал что-то успокаивающее и, усадив жену на стул, пытался остановить кровь.

Полина посмотрела на залитый кровью стол, и ее замутило, в глазах потемнело.

«Я сейчас потеряю сознание!»

– Моя мама пыталась перерезать себе вены! – звенящим от страха и паники голосом кричал Алик. – Приезжайте скорее!

Эта фраза отрезвила Полину, вернула ясность мысли. Так вот чего добивается паршивец! Она была права: Алик понял, что она узнала, кто он такой, и хочет рассказать обо всем Жене. Сейчас он снова пытается остановить ее, как тогда, ночью! Нельзя допустить, чтобы Женя поверил ему!

– Нет! – лихорадочно заговорила она. – Это не так! Он все врет! Он хочет, чтобы ты так думал, но я не пыталась! Не собиралась делать ничего такого! Просто салат делала! Там мясо в духовке. Я готовила ужин, понимаешь?

– Поля, не вырывайся, дай мне наложить повязку!

– Да выслушай же меня, наконец! – завопила Полина, выдернув свою ладонь из Жениных рук и вскакивая со стула. – Это все он! Алик! Он… вообще не человек! Ты хотел знать, где я была? Я все о нем узнала и хотела тебе рассказать, а он… – Она резко развернулась в ту сторону, где стоял мальчик. Побелевшее лицо его было искаженным от страха и мокрым от слез. – Он хотел помешать! Он специально это устроил! Стишок какой-то прочитал, и я как будто оглохла, а потом…

– Мамочка, я ничего такого не хотел! Я не сделал ничего плохого! – Алик рыдал в голос, прижимая руки к лицу.

– Ты все врешь! – вне себя кричала Полина. Страх и боль переполняли ее, она не могла контролировать себя. Зачем-то сорвала очки и швырнула на стол. Они скользнули по столешнице и упали на пол. – Ты убийца! Ты убил мою дочь и всех тех людей! Но я тебе не позволю убить меня и моего мужа!

– Да что с тобой такое? Что ты мелешь?! – Женя шагнул к ней. – При чем тут Алик? Я же собственными глазами вижу: ты изрезала свою руку! Страшно подумать, что могло случиться, если бы я не пришел! Что ты собиралась делать дальше? Воткнуть нож в горло? Выйти прогуляться через окно?!

Муж схватил ее окровавленную руку (кровотечение усилилось, все его старания остановить кровь пошли насмарку), снова пытаясь наложить жгут.

– Присядь, пожалуйста!

Полина опять принялась вырываться, краем сознания понимая, что делать этого не нужно и своим поведением она все только портит.

В кухню вошли врачи «Скорой помощи».

– Слава богу! – выдохнул Женя и начал говорить что-то еще, но Полина не слышала.

Она должна объяснить ему! Должна!

– Женечка! Извини меня, я раскричалась! Просто перенервничала…

– Ничего, милая, я не сержусь, сейчас тебе станет легче.

– Я не хочу… Мне уже лучше. – Она заговорила тише, обращаясь только к мужу, не обращая внимания ни на Алика, который забился в угол, продолжая рыдать, ни на врачей, которые расчехляли свои шприцы и доставали ампулы. – Но все, что я сказала, правда. Ты потом сам поймешь, я тебе все объясню. Я ездила к Стрельцову, он мне рассказал. Алик – это зло, понимаешь? Он причинил много горя другим людям и нам тоже. У меня теперь есть доказательства…

– Полечка, пожалуйста, успокойся. Мы обязательно поговорим, позже.

Женя не слушал ее! Он не воспринимал всерьез ни единого ее слова!

Подошла медсестра и сделала укол.

– Не надо! Не хочу в больницу! – быстро проговорила Полина. – Мне нужно поговорить с мужем.

– После поговорим, – сказал Женя. Он отошел в сторону, прижимая телефон к уху. Полина попыталась сказать что-то, но он прижал палец к губам.

Доктор топтался рядом, колдовал над ее рукой. Под ботинком у него что-то хрустнуло. Он посмотрел вниз, наклонился и проговорил извиняющимся тоном:

– У вас тут очки. Простите, не заметил.

Полина ничего не ответила. Ей было не до разбившихся очков, хотя она не могла без них обходиться и в другое время сильно расстроилась бы.

– Да, Олег Павлович, понял. Спасибо, – услышала она Женин голос.

Только этого мозгоправа не хватало, едва не застонала Полина и вдруг осознала, что ей все равно. Пусть делают что хотят, пусть увозят – хоть в больницу, хоть сразу на кладбище, хоть к черту на рога.

Не хочет Женя верить, не хочет выслушать – и не надо.

Вообще больше ничего не надо.

Сознание заволакивало ласковой теплой дымкой. Лица людей, которые она без очков и так видела нечетко, теперь и вовсе расплывались, мутнели, отодвигались в розовую мерцающую даль.

«Как же я устала, – подумала Полина, – устала от всего этого. Уснуть бы и не проснуться».

Женя вернулся домой около десяти вечера. На душе лежала каменная тяжесть, будто бетонной плитой придавило. В последнее время он жил в колоссальном напряжении. Старался не показывать этого на людях, вел себя как обычно, но это давалось с огромным трудом.

«Если Бог все-таки есть, то он отвернулся от нашей семьи, – думал Женя. – Сначала умерла Соня. Разве может быть что-то горше для родителя, чем смерть ребенка? А уж сознавать, что дочь погубила себя сама…»

Невыносимо, нестерпимо больно. Не избавиться от вины, никуда не деться от этой муки – разве что умереть самому.

Однако теперь, как будто этого кошмара Всевышнему показалось мало, заболела Полина. Евгений очень любил жену и готов был сделать все, чтобы вылечить ее. Им стало так сложно общаться: он не понимал, что с ней творится, не знал, что ему делать, как помочь. Иногда казалось, что все еще может наладиться, а иногда – что все безнадежно.

А теперь она вдруг решилась уйти из жизни.

И снова – вина, огромная, закрывающая собою небо. Его девочки – одна за другой! – стремились покинуть этот мир и его самого, а он обнаруживал это слишком поздно.

Врачи «Скорой помощи» оказали Полине первую помощь, а потом он отвез жену в клинику, где работал Олег Павлович. Полина спала в палате под действием препаратов, а его доктор пригласил к себе в кабинет. Женя выпил пару рюмок коньяка, чтобы немного успокоиться.

– Я не думаю, что Полина по-настоящему стремилась убить себя, – сказал Олег Павлович. – Если бы вознамерилась вскрыть себе вены, характер повреждений был бы совсем другим. И потом, вспомните, когда она сделала это.