опасности своих сторонников. Теперь она уехала в Англию – вести переговоры о закупке оружия для повстанцев в Вандее, в то время как ее муж перебрался в Испанию. Говорят, что Наполеон назвал ее единственным мужчиной в ее семье. Интересно, как об этом узнали в Алосте? Альфред даже с родителями не переписывается: письма могут перехватить. Отправил им только короткую записку о том, что он здоров и доволен собой – они поймут.

Если Бонапарт действительно произнес эти слова, то он – не Креонт. Креонт был беспощаден к Антигоне, потому что своим сопротивлением ему она поставила себя вровень с мужчиной. Наполеон же восхищается храброй женщиной, но не боится утратить свой авторитет. Пока господа литераторы делают своими героями плаксивых мужчин с их душевной скорбью и вселенским разочарованием, жизнь преподносит другие примеры, нужно всего лишь оглядеться вокруг!

Вандейские крестьяне, вооруженные палками и охотничьими ружьями без патронов, храбро вступают в бой с имперскими войсками, вынужденными отступать из-за своей малочисленности. Братья Ларошжаклены сейчас там, штурмуют города, но их успех зависит от того, сумеют ли англичане вовремя доставить им боеприпасы. Крестьяне сражаются за своего короля практически голыми руками, а кадровые военные, клявшиеся за него умереть, бесплодно проводят время за границей, даже не пытаясь ничего предпринять! «Что бы мы ни делали, по какому бы пути ни пошли…» О Боже! Вся надежда на то, что «французская Антигона» станет новою Жанной д’Арк.

* * *

– Вы готовы, господа? – спросил Симонар. – Начинайте!

Констан встал в позицию, ощупывая взглядом своего противника. Куда он хотел бы поразить его? В складку над переносицей? В один из рыбьих глаз? С каким наслаждением он отрезал бы этот громоздкий нос, вечно лезущий не в свои дела, и жирную нижнюю губу, оттопыренную в презрительной усмешке! Горло надежно обмотано галстуком, жилет из плотного сатина на подкладке… Начнем!

Он атаковал первым, они обменялись несколькими зеркальными ударами.

Монлозье ниже ростом, руки у него короче, ноги тоже. Не подпускать его близко, но всегда держать на кончике шпаги… Констан сделал финт, будто бы целясь в правое плечо, потом резко вывернул кисть; Монлозье разгадал его маневр и отбил удар, заслонив левую сторону груди, но не ожидал быстрого движения сверху вниз…

– А!

– Стойте! Бенжамен, остановитесь же!

Монлозье выронил шпагу, из рассеченной правой руки быстрыми алыми ручейками бежала кровь. Подхватив ее здоровой ладонью, он побледнел и зашатался, его лысина покрылась испариной.

– Извольте продолжать! – крикнул Констан.

– Вы с ума сошли? – взвизгнул граф. – Вы же видите, что я опасно ранен!

Констан с досадой отшвырнул шпагу в сторону. Доктор Рекамье перевязывал раненого, Симонар поднял шпагу Бенжамена и вытирал с нее кровь своим платком. Простившись с секундантами и не уделив ни слова своему врагу, Констан один ушел через парк к решетке, выходившей на улицу Шартр, сел в оставленный там наемный экипаж и поехал домой. На улицу Басс-дю-Рампар он наведается вечером… а может быть, и завтра. Странно, но у него нет никакого желания увидеть Жюльетту. Неужели он окончательно исцелился от своей любовной болезни? Хотелось бы верить.

Жюльетта сейчас пребывает в тревоге из-за Каролины Бонапарт, жены Мюрата. Бросив вызов австрийцам, неаполитанский король отступал, терпя одно поражение за другим; за десять дней его армия сократилась вчетверо, разбежавшись в разные стороны. В это время Каролина оставалась в Неаполе, делая вид, что всё не так плохо, в то время как к городу приближались английские военные корабли. Ее мать, дядя-кардинал, брат Жером и дети (старшему, Ахиллу, всего четырнадцать лет), были захвачены, когда пытались бежать из Неаполя в Тулон. Каролине пришлось заключить договор с капитаном Кэмпбеллом, передав англичанам весь флот и арсеналы Неаполя в обмен на позволение своим родным укрыться в Гаэте, а ей самой с детьми выехать в Прованс. Мир рушился, но она оставалась королевой, не превратившись в униженную просительницу: все переговоры велись через графа Каприати, двери дворца оставались закрыты перед захватчиками. Окончательно разгромленный Мюрат пробрался туда ночью, чтобы проститься с женой; на другой день Каролина поднялась на борт английского фрегата «Гигант», а еще два дня спустя в Неаполь явился одноглазый граф Нейпперг с двумя кавалерийскими полками и потребовал выдать ему сестру Бонапарта… Мюрат же как будто пробрался в Канн и предложил свои услуги шурину, но Наполеон не удостоил его ответом.

Вчера вечером все разговоры вертелись вокруг дальнейшей судьбы Мюратов, пока Монлозье не позволил себе отпустить какое-то едкое замечание. Глаза Жюльетты блеснули гневом и тотчас заволоклись слезами обиды; Бенжамен одернул наглого старикашку, призвав его взвешивать свои слова, прежде чем произносить их.

– У меня есть еще десятки таких слов, и я выскажу их все, хотите вы того или нет! – ответил тот надменно.

– Как угодно! – прошипел Констан, стараясь держать себя в руках. – Говорите их хоть сотнями, всё равно им грош цена!

Граф де Монлозье – единственный вулкан в Оверни, который до сих пор извергает зловонную серу. Он умудрился дожить до шестидесяти лет, обличая все режимы, сменявшие друг друга во Франции, и при этом служа им! Став депутатом Национального собрания, он поносил и дворянство, и духовенство, и либеральную партию, а когда депутатов распустили, взял прогонные для возвращения домой, но отправился не в Клермон, а в Кобленц, где тоже наделал себе врагов, уехал в Англию и заслужил там репутацию сумасброда. Он хватался за всё: изучал по верхам право, анатомию, химию, геологию, историю, философию, богословие, оккультизм, магнетизм, физиогномику и думал, что имеет право высказывать свое суждение обо всех этих предметах, не признавая авторитетов. Ему было неважно, на кого нападать и за что бороться, – важна была сама борьба, шум извержения и красота лавовых потоков. Первый консул Бонапарт специально вызвал его во Францию, чтобы начать в газетах кампанию против англичан, и Монлозье не пожалел для них резких слов. Его статьи, к которым всячески привлекали внимание, даже издали отдельной книгой, но граф заявил протест против публикации, на которую он не давал своего согласия. Талейран назначил его атташе при Министерстве иностранных дел. Под видом дипломатических поручений, Монлозье объездил Швейцарию, Италию и Германию, изучая вулканическую деятельность – природную и общественную. Главной его миссией, однако, было написать «Историю французской монархии», четко обозначив роль Революции в крушении общественных институтов и Бонапарта – в их