и вовсе перевернул лицом вниз. Буонапарте в своем егерском мундире, с тупо суровым выражением лица, стоял в профиль на красной скамеечке, опираясь одной рукой на «орла», а другой поддерживая спущенные штаны, в то время как Ней, стоя позади него на коленях, но в позе клянущегося перед Богом, засунул свой нос ему в… «Клянусь, что пахнет фиалками!» – издевалась подпись под картинкой. А названием служил не менее гадкий каламбур: Serrement de nez – Serment de Ney[21].

Такие картинки печатают в Англии, но рисуют их французские эмигранты. Какое похабство! Полное вырождение французского остроумия! Конечно, в Средние века защитники крепостей выливали на головы осаждавшим содержимое ночных горшков, но, если у них не было никакого другого оружия, это их не спасало.

А оружия нет! Нельзя же, в самом деле, поверить в то, что королевские ордонансы, запрещающие французам служить в армии Наполеона, платить ему налоги, преследовать сторонников Бурбонов, кто-то будет исполнять. Это такая же фикция, как дата под ними: «год 1815 и 20-й год Нашего царствования».

У человека нет врага страшнее его собственной глупости. Зачем было назначать герцога де Ришелье чрезвычайным королевским комиссаром при императоре Александре «с полномочиями издавать прокламации»? К тому времени как герцог получил циркуляр, извещавший его об оказанном ему доверии и возложенных на него «священных обязанностях», царь уже покинул Вену, чтобы вместе с прусским королем возглавить «Армию освобождения»: русские войска перешли Неман, прусские приближались к Эльбе. Ришелье ничуть не обрадовался этому назначению, ставившему его в двусмысленное положение, министр Нессельроде выразил протест от имени русского императора, Веллингтон и Блюхер тоже были недовольны… Талейран известил его величество о том, что император Александр предложил конгрессу обсудить возможную смену французской династии: на взгляд царя, герцог Орлеанский стал бы куда лучшим королем. Лорд Кланкарти заявил, что не имеет полномочий, чтобы заниматься столь важными вопросами, хотя и в самой Англии скептически смотрят на восстановление династии, дважды позволившей сбросить себя с престола. Австрийский посланник барон Винсент прямо сказал, что Венский двор поддерживает герцога Орлеанского. И всё потому, что год назад в Париже Людовик XVIII вел себя слишком надменно с русским царем, пожалел для него голубой ленты ордена Святого Духа, не дал согласия на брак герцога Беррийского с Анной Павловной (схизматичкой, не слишком родовитой, с сумасшедшими в роду), а во время нынешнего бегства еще и забыл в Тюильри проект союза между Англией, Францией и Австрией против России и Пруссии, который Буонапарте, разумеется, переслал своему «кузену» из самых добрых побуждений.

Король не хочет, чтобы остатки верных ему войск, которыми командуют его близкие родственники, влились в армию союзников, обративших оружие против французов, но если бы не глупость герцога Фельтрского, у короля была бы своя добровольческая армия, и нужда в иноземной помощи отпала бы. Став военным министром, герцог начал формировать полки из бывших шуанов и солдат, оставшихся верными королю, но повелел им носить синие крестьянские робы – и смог набрать только один батальон. Он приказал не начинать восстания в Вандее до прибытия союзников – оно вспыхнуло всё равно, он назначил главнокомандующим маркиза де Ларошжаклена – вандейцами уже командовал господин д’Отишан… Луи де Ларошжаклен недавно погиб в бою на каком-то болоте: встал на кочку, чтобы его было видно своим, и получил пулю в лоб. Его брат Огюст был ранен в ногу, но не оставил командования, хотя крестьяне начинают дезертировать, отряды разобщены…

Коварный Фуше заслал к вандейцам своих эмиссаров, призывая прекратить сопротивление, и хотя большинство с негодованием отвергло его гнусные предложения, часть повстанцев всё же пошла у него на поводу… как и Месье. О, если бы двор графа д’Артуа всецело посвятил себя гастрономии, дегустации мороженого и пирожных с последующим их обсуждением, полностью отказавшись от политики! Но нет, они все размышляют над тем, под каким соусом подать королю необходимость довериться новому спасителю монархии – цареубийце Фуше. Ах-ах, надо признать, что он вел себя превосходно: предупредил о том, что из Парижа пора бежать, чинил препоны всем действиям императора, которого он сейчас полностью держит в своих руках… В начале мая в Гент приезжала супруга барона де Витроля, арестованного в Париже. Фуше позволил ей увидеться с мужем в Венсенне, пообещал устроить ему побег, если она раздобудет достаточно денег, снабдил ее паспортом на имя торговки кружевами и письмами для передачи королевскому двору. Миссия баронессы увенчалась успехом: герцог де Блака выдал ей вексель на сто пятьдесят тысяч франков для предъявления в лондонском банке, а Месье – записку с уверениями в том, что услуги Фуше будут вознаграждены. Вряд ли Витроль подвергается большой опасности; это очередная хитрость Фуше, чтобы раздобыть себе охранную грамоту на случай новой перемены власти. Но попробуй только Шатобриан сказать об этом вслух! Его сочтут предвзятым, не способным простить министру полиции гибель кузена Армана. Как будто отправить на эшафот короля – куда меньшее прегрешение! Если этот черный насквозь человек – «единственная возможность вернуться в Париж», то не мешало бы поинтересоваться, как именно он себе представляет возвращение Людовика XVIII. Возможно, в виде головы на блюде.

В Генте никому ничего не говорят, но все всё знают. Например, о том, что, пока один агент Фуше превозносит здесь этого святого человека, другой агент прощупывает Меттерниха насчет шансов передать французскую корону Наполеону II, а третий толкует в Вене с Талейраном о возможности возвести на трон герцога Орлеанского – их соратника по временам Революции. И при таких-то обстоятельствах Месье еще и разругался с герцогом Веллингтоном! Вот перейдет Буонапарте границу – посмотрим, спасет ли вас Фуше.

Глава четырнадцатая. Бал во время войны

В Парке было жарко. Кроны деревьев, зонтик и легкий муслин не спасали от полуденного солнца, а уж Уильяму, наверное, совсем тяжко в алом шерстяном мундире поверх сатинового жилета. Впрочем, дома сейчас еще хуже: квартира на четвертом этаже, под самой крышей, окна выходят на запад, спущенные шторы препятствуют не только солнечным лучам, но и свежему воздуху. Здесь же хотя бы можно дышать, любоваться зеленью и следить за игрой солнечных зайчиков на ровных аллеях.

– Не может быть, чтобы такая духота длилась долго, – сказала Магдалена. – Наверное, скоро будет гроза.

Они с Уильямом гуляли одни, хотя обычно в Парке многолюдно. В Брюсселе принято обедать с трех до четырех часов пополудни,