Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ситуации отсутствия необходимой психологической и социальной помощи и поддержки происходит постепенное эмоциональное истощение, «выгорание» матерей. Безуспешность попыток совладать с болезнью ребенка и изменить его поведение приводит к так называемой дегуманизации (обесцениванию) – тенденции развивать негативное и даже циничное отношение к больному.
Такие переживания у матерей наркозависимых, как правило, значительно усиливают чувства вины и стыда, а также сопровождаются тревожными и депрессивными реакциями, гореванием по поводу утраты преморбидной личности больного и существовавших до болезни отношений. Следует отметить, что схожие тенденции выявляются и при исследовании родственников психически больных (Hou, Ke, Su [et al.], 2008; Noh, Turner, 1987; Lefley, 1989).
Дефицитарность внешней границы «Я» у матерей наркозависимых, часто интерпретируемая как созависимость, существенно затрудняет реабилитационный процесс, поскольку препятствует выполнению рекомендаций специалистов, настаивающих на предоставлении «независимости» больному, необходимости «эмоционально отделиться» от него.
Эти рекомендации, как показывают наши наблюдения, в некоторых случаях приводят к периодическим попытками жестко отгородиться от больного, поскольку «не видеть и не слышать его» представляется единственно возможным способом изменения отношений с ним («деструктивный» паттерн внешнего Я-отграничения). Однако такой разрыв носит формальный характер и фактически представляет собой лишь мучительное ожидание возможности нового «слияния» с нуждающейся в эмоциональной опеке личностью (собственного ребенка), в том случае, если не проводится специализированной работы, направленной на осознание потребности в поддержании симбиотических отношений.
Формирование симбиотических отношений с ребенком может выступать в качестве механизма удовлетворения потребности в безопасности для его матери, которая испытывает страх в связи с возможной независимостью ребенка (Bowen, 1960; Wolman, 1965; Summers и Walsh, 1977; Кохут, 2002) или же являться проявлением нарциссизма матери, которая неосознанно не желает, чтобы ребенок подрастал, воспринимая его лишь как продолжение собственного «Я» (Фромм, 2012).
В силу нарушения границ собственной личности у матерей наркозависимых часто отмечается снижение способности к эмпатическому взаимодействию с членами семьи, которые неосознанно воспринимаются ею как продолжение собственного «Я». Симбиотичность проявляется в нарушении развития автономии функционирования всех членов семьи наркозависимого. В результате такого взаимодействия с окружающими мать, принимая всю ответственность за происходящее на себя, в то же время оказывается неспособной разделить ее со своими близкими, фигурально говоря, «задыхаясь» под бременем «непомерной ноши».
Болезнь ребенка при этом лишь усиливает симбиотичность существующих отношений, что характерно не только для семей аддиктивных больных. Так, некоторые авторы отмечают усиливающуюся симбиотическую связь вовлеченных родственников с ребенком-инвалидом, чаще всего матери (или бабушки) (Заборина, 2007).
Модель созависимости, часто используемая при проведении психокоррекционной работы, направленной на снижение симбиотических тенденций во взаимоотношениях с окружающими у родственников аддиктивного больного, на наш взгляд, является малоэффективной. Во многом это связано со стигматизирующей родственников больного терминологией, как правило, используемой специалистами, работающими в рамках данной модели.
Прямая атака специфичного для таких женщин паттерна взаимоотношений с зависимыми близкими, осуществляемая при помощи таких фраз, как, например: «Вы поддерживаете его заболевание, потворствуя ему»; «Вы созависимая и поэтому берете на себя ответственность за ее жизнь»; «Перестаньте контролировать его и начните заботиться о себе самой» – лишь усиливает у них чувство вины и стыда, нанося очередной удар по самооценке женщин, находящихся в сложной психотравмирующей ситуации.
Негативный эффект использования патологизирующей терминологии концепции «созависимости» в работе с родственниками аддиктов подчеркивается различными авторами (Calderwood, Rajesparam, 2014; Collins, 1993; Lee, 2014; Orford, Copello, Velleman, Templeton, 2010a). Однако ориентация на полное избегание конфронтации представляется нам экстремальной, поскольку затушевывает необходимый в работе с родственниками момент «отзеркаливания» того вклада, который они вносят в формирование и поддержание клинической картины аддиктивного расстройства их близкого.
Так, например, «потворствующее» поведение родственников больного наркоманией, которое, как правило, сознательно рационализируется ими как желание помочь, быть полезными, любящим по отношению к зависимому, в то же время позволяет беспрепятственно прогрессировать аддикции близкого. Как показывают наши наблюдения, родственники часто «покрывают» больного, стараясь уменьшить возможные социальные последствия его поведения (например, помогают скрыть проявления болезни от коллег по работе и друзей больного). Это согласуется с данными C. Black (2001) и M. R. Liepman (1982), согласно которым родственники аддиктивных больных создают своеобразный интерфейс между больным и окружающим его миром, который реализуется, например, через такие действия родственников, как: формирование алиби для больного с целью маскировки тяжести его заболевания, выплату его долгов или прямое материальное содержание больного. Таким образом, «потворствующее» поведение родственников блокирует развитие и использование такие важных составляющих личности больного, как ответственность, обязательность, социальность, способность придерживаться социально-приемлемых ценностей и правил. Эти личностные особенности, в свою очередь, являются важными факторами, сдерживающими развитие заболевания.
Адекватным для описания психологического облика матерей наркозависимых является рассмотрение травматизирующей стрессовой нагрузки, нарастающего эмоционального выгорания и симбиотического регресса как взаимодополняющих детерминант, взаимодействие которых формирует патологические спирали личностной дисфункциональности.
3.1.2. Особенности личностного функционирования отцов пациентов с героиновой наркоманией
Изучение особенностей личностного функционирования отцов пациентов с героиновой зависимостью проводилось при помощи клинико-психологического исследования, результаты которого были сопоставлены с данными, полученными тестовым методом.
Тестовое исследование особенностей личностного функционирования отцов пациентов с героиновой наркоманией проводилось путем сопоставления результатов по «Я-структурному тесту» группы отцов и группы социально адаптированных мужчин в возрасте от 52 до 70 лет (вторая группа нормативного контроля).
Проведенное сопоставление результатов позволило выявить статистически достоверные различия по шкалам «Деструктивная агрессия» (р < 0,01) и «Деструктивная тревога» (р < 0,05) группы отцов наркозависимых и группы социально адаптированных мужчин, в возрасте от 52 до 70 лет (вторая группа нормативного контроля).
На рис. 3 представлен усредненный профиль шкальных оценок по «Я-структурному тесту» испытуемых из числа групп отцов пациентов с героиновой наркоманией и второй группы нормативного контроля.
Рис. 3. Усредненный профиль шкальных оценок по «Я-структурному тесту» у отцов пациентов с героиновой наркоманией и социально адаптированных мужчин в возрасте от 52 до 70 лет
Статистически достоверно более высокие показатели по шкале деструктивной агрессии, выявляемые в группе отцов наркозависимых, по сравнению с нормативной выборкой отражают тенденции к разрушению контактов и отношений, словесному, а порой и физическому выражению гнева. В ходе беседы некоторые отцы наркозависимых сообщали о том, что часто не могут сдержать собственных эмоций при общении с больным наркоманией. Важно отметить, что, когда «деструктивная агрессия» блокируется и не находит своей разрядки на внешнем объекте, она может направляться на собственную личность и, в частности, проявляться в алкоголизации, широко распространенной среди обследуемого контингента отцов.
Так, например, больная героиновой наркоманией Ю., 20 лет, поступила в наркологический стационар с обширной гематомой лица, которая, как выяснилось, возникла от удара в лицо, нанесенного ей отцом во время возникшего между ними конфликта, связанного с попыткой дочери уйти из дома. Ее отец, О. П., 52 лет, объяснил,