происходит встреча Геккерна и Пушкина, в результате которой дуэль отменена. Пушкин сдержан и молчалив.

Своим чувствам он дает волю, зайдя после этого к Екатерине Андреевне и Софье Николаевне Карамзиным, а на следующий день — к Вере Федоровне Вяземской. Он по-прежнему жаждет мщения.

Письменный отказ от вызова на дуэль он составляет в преднамеренно небрежной манере. Дантес через своего секунданта барона д’Аршиака отвечает заносчивым письмом. Пушкин поручает Владимиру Соллогубу в качестве секунданта вновь провести переговоры о дуэли. На рауте в австрийском посольстве говорит Дантесу грубые слова. Идет к Клементию Россету и приглашает его в качестве «запасного» секунданта вместо Соллогуба.

Уже намечена новая дата дуэли — 21 ноября. И тут Соллогубу удается найти примиряющее решение. И Дантес отказывается от своих амбиций, и Пушкин по поводу сватовства Дантеса к Екатерине письменно заверяет: «Нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека». Барон Геккерн от имени своего приемного сына делает формальное предложение Екатерине Гончаровой.

LХХIX

Но перемирие оборачивается для Пушкина моральным проигрышем. В свете начинают толковать: мол, женитьба Дантеса — жертва с его стороны. Благородный поступок. Спас честь любимой женщины, защитил ее от клеветы, от ревнивца-мужа. «Бедный Дантес!» — восклицает Софья Карамзина (фрейлина, дочь Н. М. Карамзина от первого брака).

Эту версию активно транслируют оба Геккерна. А старший из них наведывается с визитом в дом Пушкиных и передает Наталье Николаевне письмо от приемного сына — о том, что тот отказывается от каких бы то ни было видов на нее. Свою миссию он сопровождает весьма обидными устными комментариями. Это унижение. Для обоих супругов Пушкиных.

Двадцать первого ноября 1836 года Пушкин пишет два письма, которые не будут отправлены адресатам, но бесповоротно обозначат неизбежность того, что произойдет через два месяца.

Первое адресовано барону Геккерну, которого Пушкин недвусмысленно обвиняет в безнравственности: «Вы, представитель коронованной особы, Вы отечески сводничали Вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили Вы».

Пушкин категорически обвиняет Геккерна и Дантеса в изготовлении анонимного письма. Заканчивает он беспощадными словами: «Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отомщенным ни смертью Вашего сына, ни его женитьбой, которая совсем походила бы на веселый фарс (что, впрочем, меня весьма мало смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь писать Вам и которого копию сохраняю для личного употребления. Я хочу, чтобы Вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть Вам в лицо…»

Вечером Пушкин знакомит с этим письмом Владимира Соллогуба — как секунданта, ввиду неизбежной дуэли. Он читает ему текст послания с такой страстью, что собеседник не смеет и рта открыть. Соллогуб спешит в дом Владимира Одоевского в Мошковом переулке, где по случаю приемного дня может находиться Жуковский. Всё ему рассказывает, и Жуковский немедленно отправляется на Мойку. Каким-то образом он уговаривает Пушкина не отсылать роковое послание.

Второе письмо адресовано Бенкендорфу. О пасквиле и несостоявшейся дуэли. Вновь Пушкин отстаивает свою версию: «…Я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества».

Письмо не будет отправлено, его потом найдут в бумагах Пушкина. А сам он будет 23 ноября принят Николаем I и пообещает ему больше не драться ни под каким предлогом.

Но для Пушкина это только отсрочка. Ненадолго. Не с Геккернами ему предстоит окончательно выяснить отношения, а с самим собой. Неотмщенная обида разлагает личность, как скажет потом один писатель. Убить в себе личность Пушкин не позволит.

LХХX

Отвлечься помогает работа, ее предостаточно. «Я очень занят. Мой журнал и мой Петр Великий отнимают у меня много времени: в этом году я довольно плохо устроил свои дела, следующий год будет лучше, надеюсь», — пишет Пушкин отцу в конце декабря. А перед тем с глубоко затаенным сарказмом сообщает семейные новости: «У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бешенство. Ибо дом мой имеет вид модной и бельевой мастерской».

Десятого января 1837 года Дантес и Екатерина Гончарова венчаются. Как фрейлина двора невеста получает подарок от государя. Это денежная сумма, переданная через Наталью Николаевну. Дантесу разрешено не принимать российское гражданство, а будущих детей крестить не в православную, а в католическую веру.

Пушкин не в состоянии избежать встреч с Дантесом, не может он оградить от него и Наталью Николаевну. Та порой наивно ревнует Дантеса к сестре, не умея этого скрыть. Для Пушкина — мука непереносимая. Дантесу в этой ситуации вольготно, он безнаказанно ухаживает за свояченицей. 23 января на балу у Воронцовых он отпускает во всеуслышание рискованную шутку. Вот какую. У сестер общий педикюрщик, и как бы с его слов Дантес говорит Наталье Николаевне: «Ваша мозоль красивее, чем мозоль моей жены». Это игра слов: имеется в виду не «мозоль» (cor), а «тело» (corps). Два французских слова произносятся одинаково — «кор». Сам Пушкин этого не слышит, но молва, конечно, всё до него доносит.

Его бесит казарменный каламбур, но что поделаешь: два молодых красивых тела тянутся друг к другу. Флирт не есть супружеская измена, но…

В кругу, где вращаются Пушкины, многие на стороне «бедного Жоржа», его брак воспринимают как жертву и его рыцарское увлечение Натальей Николаевной одобряют. Пушкина, этого «тигра», «грубияна» (а то и «урода»), не любят.

К ситуации подключается государь, советующий Наталье Николаевне быть осторожнее и дорожить своей репутацией. Согласно рассказу Николая I, записанному бароном М. Корфом, в двадцатых числах января Пушкин благодарил царя за заботу и признался:

«Я и Вас самих подозревал в ухаживаниях за моею женой».

Он знает, что нового поединка не миновать. Выбо­ра нет.

Решение созрело, и это дает Пушкину ощущение свободы и внешнее спокойствие. «Я только что перебесился, я буду еще много работать», — говорит он Владимиру Далю. Со многими встречается по литературным делам. Собиратель народных сказаний Иван Сахаров приходит на Мойку и на минуту застает в пушкинском кабинете Наталью Николаевну. Она сидит на полу, устланном медвежьей шкурой. Положила голову на колени мужу, сидящему в кресле. Возможна еще гармония, если жизнь продлится.

LХХXI

А на следующий день, 25 января, Пушкин пишет резкое письмо барону Геккерну, повторяя примерно то же, что содержалось в неотправленном письме двухмесячной давности. Вспоминая эпизод с анонимным письмом, Пушкин считает себя победителем. По его словам, он тогда заставил Дантеса играть «жалкую роль», а если у жены поэта и было какое-то чувство к «так называемому сыну» Геккерна, то оно «угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном».

Увы, это не совсем так, но Пушкину важно защитить честь жены и не оставить никаких оснований для кривотолков. Письмо адресовано свету.

Точка поставлена.

Вечером Пушкин и Дантес с женами встречаются у Вяземских. Обе сестры спокойны и веселы. Глядя на самодовольного Дантеса, Пушкин не удерживается и проговаривается Вере Федоровне Вяземской: этот господин не знает, что его ждет. И еще одному человеку он доверится — свояченице Александре, по-настоящему ему преданной.

Наутро он посещает Александра Тургенева, остановившегося неподалеку на Мойке, в Демутовом трактире. Они рассматривают вместе исторические документы, привезенные из Парижа.

Пушкин возвращается домой. Является секундант Дантеса виконт д’Аршиак с письменным вызовом на дуэль. Пушкин принимает