Я почувствовала, как в горле образуется комок.

- Но раньше я была к ним более готова. Сейчас это было… неожиданно. И место, и время… Никогда бы не подумала, что в Европе можно нарваться на таких… - не договорив, она встала и ушла в каюту.

Провожая ее взглядом, я почему-то вспомнила ее очки, из-за потери которых мы остались на пляже одни. Если Марсель и забрал их из магазина, они наверняка сейчас сломаны или остались валяться где-то на пляже.

Сейчас на ней были другие очки.

- Второго урода зовут Франко, - добавляю я. - А самого молчаливого Джонни.

- Самый жуткий тип из троих, - Алекса передергивает плечами, то ли от холода - мы сидим на палубе, и тут очень ветрено, - то ли от остаточного страха.

- Судя по именам, компания подобралась разнонациональная, - делает очевидный вывод Марсель.

- Не знаю, - отвечаю честно. - С Серхио непонятно - имя испанское, но очень распространенное и у мексиканцев и прочих кубинцев. А остальные двое вполне могут быть американцами или, может, канадцами, - добавляю я, вспомнив, что Джонни говорил по-французски. - У Франко очень хороший, без акцента, английский. У Джонни, подозреваю, что тоже, хоть и свою единственную фразу он произнес на французском. Но это, возможно, чтобы я не смогла понять. Я же пыталась общаться с ними по-английски. У Серхио да, с языком все плохо. Но к Джонни он обращался тоже на английском.

Я вновь пожимаю плечами. Хоть и размышляла об этом полночи, ни к каким особым выводам не пришла, и мои заключения были все такими же сумбурными.

- Всё запутано, короче, - подает голос обнимающий меня Тёма.

- Да, и давайте больше не будем мучить девочек, - поднимается с дивана София. - Нужно поскорее забыть этот ужасный вечер. Идемте завтракать. Стефания уже давно приглашала.

Весь день я не могу застать Марселя одного, хотя очень пытаюсь подстроить нам разговор с глазу на глаз. Я хочу узнать, когда он собирается сообщить Алексе, что они больше не вместе. Хочу договориться сделать это одновременно, чтобы ни Артем, ни Алекса не узнали неприятную правду от кого-то другого.

Я с трудом удержалась, чтобы не открыться Тёме и вчера ночью, и сегодня с утра, потому что не могу и не хочу обманывать его. Он не заслуживает лжи. И измены. Физической измены не заслуживает. А не физически я изменяла ему с первого дня, точнее, не физически я с ним и не была. Ему не повезло встретить меня уже после того, как в моей жизни появился Марс. Мой колючий, мой неуловимый, мой самый близкий Марс.

И лишь поздним вечером мне удается поймать его на боковом проходе третьей палубы, в самом уединённом месте. Здесь нет ни окон кают, ни стеклянных раздвижных дверей, глухая белая стена с одной стороны и бесконечная почти черная морская синь с другой.

Я улыбаюсь ему, он тоже, но не останавливается, а торопливо проходит мимо. Я замираю в замешательстве, но быстро справляюсь с собой и спрашиваю его в спину:

- Ты избегаешь меня?

Он останавливается, разворачивается вполоборота, но на меня не смотрит, молчит. Челюсти его стиснуты, под кожей заметно играют желваки. Я не знаю, что его беспокоит, и, поддавшись естественному порыву, приближаюсь и провожу рукой по его щеке, стремясь ее расслабить, но он резко отклоняет голову, отдаляя от меня свое лицо. Моя рука безвольно повисает в воздухе.

- Что это значит? - спрашиваю тихо, голос запинается и дрожит.

Не могу поверить, что это опять происходит. Мне казалось, все барьеры между нами рухнули, все обиды забыты, стерты из памяти, страницы непонимания вырваны из истории.

Он поднимает на меня тяжелый неспокойный взгляд.

- Это значит, не нужно меня трогать.

- Почему? - мой голос тише шелеста листвы, но он слышит. Или читает по губам.

Но нет, он не смотрит на мои губы. В глаза, только в глаза. Пристально, пронзительно, наотмашь.

- Кто-нибудь может увидеть.

Я смыкаю веки, лишь на мгновение, чтобы смочить высохшие глаза. Влаги в их уголках уже достаточно - непрошеные слезы рвутся наружу, но не находя выхода, скапливаются по краям.

- А мы все еще прячемся? Мне казалось…

- Тебе показалось, - голос хриплый и злой.

Нет, этого просто не может быть. Не может быть со мной снова. Нет, это не правда, я сплю. Пожалуйста, разбудите меня!

- Ты хочешь сказать, что не собираешься ничего менять и не станешь никому говорить о нас, о наших отношениях?

- А нас нет. Есть ты и я, сестра и брат. Вот единственные отношения, которые могут быть между нами.

- Вчера в Монако ты забыл об этом… - говорю едко, но отравляю этим ядом только себя.

- Вчера в Монако был форс-мажор, - отвечает он поразительно спокойно. Ураган, уничтожающий все во мне от его слов, его не трогает. - Я думал, что тебя… обидели, что тебе сделали больно. Я защищал тебя, как брат защищает сестру.

- Это был не братский поцелуй, - почти выплевываю я ему в лицо. - Ты можешь убеждать в этом себя, но не меня.

Он раздраженно выдыхает и дергает кадыком.

- Это всего лишь выброс адреналина. Если не знакома с таким явлением - погугли. Я подрался, мне нужно было выпустить пар…

- И ты выпустил его в меня? - злым шипением перебиваю его я.

Марсель ничего не отвечает, а мои глаза жжет от так и невыплаканных, высохших слез. Я знаю, что уже ничего не добьюсь, но не могу остановиться, не могу просто сдаться и не попытаться достучаться до него. Он сам не верит в то, что говорит. Я вижу, как тяжело ему дается каждое слово, но он непрошибаем. Если он решил, будет гнуть эту линию, даже назло себе.

- То есть ты все решил и за себя, и за меня? Марсель, пожалуйста…

- Что ты возомнила о себе? - вдруг произносит он тихо, яростно, и из-за кровавых ссадин на брови и скуле, едва заметного фингала вокруг глаза его ярость кажется еще выразительнее, чем могла бы. - Что от одного поцелуя на берегу я растаю и упаду к твоим ногам? Что ты поманишь меня наманикюренным пальчиком, и я все прощу и все забуду? Черта с два!

Я знаю, о каком пальчике он говорит - том самом, которым я стерла его кровь и намазала на свои губы. Значит, он тоже не может это забыть, как и я.

Но, в отличие от меня, эти воспоминания не стирают для него прошлые, более сильные и значимые для него, и он предпочтет забыть эти, вытоптать написанные мне слова на песке райского пляжа, вымарать меня из своей истории, оставив мне роль лишь сводной, нелюбимой сестренки.

И я, наконец, готова отступить, хочу уйти и прекратить эту пытку. Забиться в самую дальнюю, саму глубокую нору на этой плавучей гильотине и там зализывать свои саднящие, кровоточащие раны. Я еще не успела залечить старые, как Марс с ожесточением наносит мне все новые и новые. Я отступаю от него, но он не отпускает меня, удерживает за руку, требуя, чтобы я выслушала его до конца.