действие, подавляет иммунную систему. Он реально требуется от силы 3–5 % пациентов, у которых начался цитокиновый шторм, то есть организм слишком активно вырабатывает иммунитет. Остальные 95–97 % больных мы этим препаратом гробим.

Второе из рекомендаций Минздрава – азитромицин (антибиотик). Сильнейший препарат с широким спектром действия. Зачем назначать его на первом этапе? У него огромное количество побочных эффектов!

Мы убиваем каждого третьего

– Я недавно выступал в одной телепрограмме. Ведущий, образованный, эрудированный человек, на мои слова, что к борьбе с ковидом надо привлекать учёных, ответил: «С вами, учёными, одна морока, где пять учёных, там семь мнений». Ещё один блогер там высказался – вы, мол, болтуны, а нам людей нужно спасать. Но чтобы спасать, нужно знать, что делать! Вот такое отношение сейчас к учёным.

При этом высокомерно хихикают, а сами демонстрируют пещерное невежество. На экране показывают доктора, депутата Госдумы, с баночкой с пиявками. И сразу – хи-хи, у нас азитромицин, а у вас Дуремар с пиявками. Не хватает ума понять смысл – она же мудрейший совет даёт! Один из вариантов течения коронавирусной инфекции характеризуется воздействием на свёртываемость крови, когда в сосудах формируются тромбы. Так вот лучшего препарата, чем гирудин, который выделяют пиявки, нет.

Аверьянов чётко говорит: «Сегодня не существует ни одного лекарственного препарата или метода, который мог бы остановить вирус, его прогрессирование и разрушительное действие. Через неделю после приёма лопинавира и ритонавира у каждого второго пациента происходят тяжелейшие токсические реакции».

– Вернёмся к графику смертности.

– Если сказать грубо, но честно, мы убиваем каждого третьего. Мы виноваты в смерти каждого третьего, выжившего в первые три дня болезни.

– Это вина Министерства здравоохранения и министра Мурашко?

– Мурашко быстро меняет свои мнения. В интервью с Познером сразу после того, как занял кресло министра, он сказал мудрую и красивую фразу: «Вакцина – это орудие проигранной войны». В чём-то он прав. Эпидемия прошла, мы сделали вакцину. Но следующая эпидемия будет другой, и эта вакцина уже опоздала. А чуть позже он уже говорил, что необходимо срочно делать вакцину и она будет готова через 3–4 месяца.

– А он вообще врач?

– Да, насколько мне известно, он акушер-гинеколог, занимался организацией здравоохранения и заведует одной из кафедр в Первом МГМУ имени Сеченова. Очень уважаемый достойный человек, но попавший под политический прессинг, а тут сложно устоять.

Не вздумайте думать

– Вы говорили про три ошибки.

– Вторая грубейшая ошибка – нас, врачей, превратили в официантов «что изволите». Нам запретили думать. Помню, несколько лет назад Вероника Скворцова с гордостью докладывала – мы разработали 20 тысяч стандартов! Какое прекрасное достижение! Зачем думать? К вам приходит пациент, вы открывайте стандарты, там всё написано, тыкаете пальцем и назначаете лечение.

Я помню, когда работал в ординатуре и наш профессор, великолепный терапевт Рафалович говорил так: «В сложных случаях приглашайте консультантов-профессоров, но их мнение – это всего лишь их мнение. Вы можете проигнорировать всё, что они сказали и поступить так, как считаете нужным». В медицине лечащий врач как первый пилот в авиалайнере. Он один отвечает за всё, за жизнь и здоровье пациента. Заставлять его поступать так, как считает Минздрав, а не он сам, – это преступление. А нас сейчас ввели в такие рамки, что если я не буду делать, что мне приказали, я лишусь места. Вначале отдельные бунтари шумели. И когда авторы методик поняли, что не справляются с бунтарями, то ввели правило, по которому из-за бунтаря весь коллектив лишается премии. А против коллектива пойти тяжелее, чем против начальства. И люди ломались.

– И третья ошибка?

– Это организация здравоохранения. Ковид подвёл черту под эпохой «эффективных менеджеров». Они умеют считать деньги. Больше ничего. А здесь нужно знать предмет. И как только ты ввёл на старте директивные «расширенные критерии госпитализации» – всё. Ты заблокировал работу «скорой», перегрузил все стационары, коек не хватает, из-за этого открывают стационары, в которых гуляет инфекция. И понеслась эпидемия, запущенная твоими собственными руками, запущенная пресловутой «оптимизацией».

Сейчас Голикова рулит противоковидным штабом. Но под её руководством под красивое слово «оптимизация» было сокращено 60 % инфекционного коечного фонда.

– Это случилось больше десяти лет назад.

– Да. Аукнулось сейчас. Какие у неё были аргументы? Дорогая земля в Москве, поэтому нужно закрывать коечный фонд. Здравоохранение должно войти в рынок, быть конкурентоспособным. То есть сократить всё, что не приносит денег. Это аргументы рыночного торговца, а не министра.

А в советские годы был запас эпидемиологических коек. Тогда понимали, что построить противоэпидемическую больницу намного сложнее, чем обычную, – включается фактор инфицирования и внутрибольничного распространения патогенных микробов. Поэтому строятся особые мельцеровские боксы, чтобы не было смешивания инфекций.

– Но сейчас новые строительные и медицинские технологии, поэтому и строят быстрее?

– Стрептококки остались те же! Откуда мигом появились 20 с лишним тысяч коек? Куда вас, не дай бог, что случится, отправят? Вот перечень мест, где появились эти самые койки. Вас направят в Государственный научный центр колопроктологии, где хорошо делают ректороманоскопию и смотрят вашу прямую кишку. Но как лечить пневмонию – они не специалисты. А к ним пошли потоком больные с респираторными заболеваниями. Или вас ждёт Федеральное бюро медико-социальной экспертизы Минтруда. Да там бумажками занимаются! Или Федеральный медицинский биофизический центр – там нет специалистов, там никто не помнит, как фонендоскоп в ухо вставлять. НИИ медицины труда. НМИЦ акушерства, гинекологии и перинатологии. Научный центр здоровья детей. Федеральный исследовательский центр питания, биотехнологий безопасности пищи.

– То есть освободили пространства в институтах, куда поставили койки, назвали это «красной зоной», а врачи остались те, которые там были, других нет. И туда сейчас свозят больных?

– Да. И к чему это привело? Я об этом кричал с первых дней в течение всех этих семи-восьми месяцев. Идёт микст-инфекция. Ведь мы направляем туда и больных, и не больных одним потоком. Происходит смешивание инфекционных процессов, грубейшее нарушение требований эпидемиологии.

Классический пример – «Коммунарка». Создан и построен многопрофильный центр для лечения больных разных направлений. Разумеется, было и индивидуальное эпидемиологическое отделение. И вот отдан приказ полностью перевести его под ковидных больных. Что значит перепрофилировать? Все остальные стационары не предназначены для контроля за инфекцией. А одна из важнейших особенностей требования инфекционных больниц – это контроль внутрибольничной инфекции.

– Что такое внутрибольничная инфекция?

– Это инфекция, которая возникает в результате недостаточно тщательного противоэпидемического контроля. В результате смешиваются разные инфекции от разных носителей. Мельцеровские боксы позволяют госпитализировать больных так, чтобы они не контактировали между собой. А если это институт колопроктологии, за два дня перепрофилированный под инфекционный госпиталь, то нет там никаких