скрипнули, выпуская посетителей. Навстречу им уже двигалась живая толпа, и все посадочные площадки были заняты. — К утру на Марсе не останется ни одного живого самоубийцы. Пустые сосуды разобьют, а кладбища станут чистыми.

Глава 12. Чистый

Вначале его окружала только темнота, и иногда он слышал слова. Они были такими легкими, как ничего. Он не знал, что они означают, только чувствовал серию вибраций. Не снаружи, а внутри, в маленьком тельце. Они были похожими на дыхание — это он потом узнал, что означает дыхание… а пока что «мм», «аа», а потом целый ворох звуков и они сложились в слова, он не помнил почему. Помнил только, когда начал быть, но это было давно. Он узрел первые сны, когда солнце лизнуло черные бока. Оно было теплым и сладким, он тоже только потом узнал, что такое солнце.

Все вспыхнуло и птицы понеслись над водою. То, что это именно птицы он уже знал, и что они умеют летать, и что такое летать тоже, их образы пришли ему во снах. Как и многие другие, которые взялись из ниоткуда. Оказывается, можно просто помнить, даже если ты только что родился.

Сначала все было несвязно, и птицы падали в воду и тонули. Но потом их крылья стали прочными, как темнота за ними, пышные перья сплавились между собой, и из них выросли целые острова, а за ними — земли. Из снов приходили все новые и новые картинки, и он замирал, не в силах прикоснуться к этой красоте. Он просто смотрел. Это было давно.

— Кто здесь? — сказал он впервые и удивился, что умеет говорить. То, что это было удивление он тоже видел в своих снах. Знал он и цифры. И звезды, и облака. И цвета тоже. Да, цвета он познал почти сразу. Это было самое приятное. Приятное — то же самое, что удивление, только согревается лучами солнца. Приятное птицы несут в своих клювах, а потом бросают его вниз. Оно цепляется за перья, выпавшие из их крыльев и щекочет его изнутри. Хорошо.

Все это было очень сложно, только сны были простыми. Он не хотел слышать и говорить, ему было хорошо в своих снах. Это было давно.

Несоответствие. Вот что приходилось слышать каждый день. Несоответствие, несоответствие, несоответствие… он знал, что означает это слово, потому что читал это в своих словарях, которые тоже пришли из снов. В один момент стало понятно, что говорили про него. «Несоответствие». «Мышление, имеющие рваные ментальные связи». «Нелинейный тип развития». «Провалы в менталотипичности». Нейронный брак.

Что бы не говорили голоса снаружи, внутри его снов все равно летали птицы, и они были лучше, чем все остальные. У них было по шесть крыльев и маленькие клювы. На островах росли высокие деревья с ветвями, стелющимися по земле, и листья шелестели оглушительно, как сопение спящей мыши. Это было давно.

Голоса звучали все чаще и становились уже привычными. А без сладкого солнца становилось… они говорили, что это чувство должно называться голодом. Слово запомнилось, и голод тоже запомнился. Теплота — сладко, холод — голод. И страх. Он сам догадался, что это был страх. Потому что без солнца в его снах переставали летать птицы. Они сказали, что это правильная ментальная связь. «Надо отталкиваться от этого». А ему было все равно, для него голоса снаружи и пение внутри были одним и тем же. Единым. Только когда его гладили по граням теплыми пальцами было приятно. «Приятно» — тоже правильная ментальная связь.

Однажды солнце резко прекратилось и голоса снаружи прекратились, и он снова ушел в свои сны. Иногда голодные, а иногда сладкие. С тех пор прошло много времени, и это было давно. Теперь он стал другим. И у него появилось имя. Кубик.

— Мне снилась женщина в саду, — сказал Кубик, чувствуя тепло человеческого тела. Друг, друг. Он лежал в кармане и терся о грубую ткань куртки. Размеренный шаг был всегда почти одинаков, и сны Кубика попадали в такт. — Она плакала у некрасивой фигуры. Потом был писк. Ошибка, ошибка. А потом пришли люди, много людей… она стала плакать сильнее. Люди разбирали фигуру по частям, она кричала. Мне грустно.

— Ты перестал обижаться? — Дэвид ответил многограннику, услышав его тихий шепот. Кубик так и не научился говорить громко.

— Я не обижался. Что такое «обижался»?

— Посмотри в словаре, что такое «обида».

— В словаре только буквы. Листья на деревьях не понимают буквы, если я не чувствовал этого когда-то.

— Тогда как ты понимаешь, грустно тебе или нет?

— Они сказали, что это правильная ментальная связь. Грустно, страшно, приятно. Обиды в списке не было.

Солнце стало теплее и слаще. «Где мы?» — подумалось Кубику.

— А что еще было в списке?

— Нужно вспомнить, но сейчас мне грустно. Когда женщина кричала, она испытывала голод и страх. Ей не хватило солнца?

— Наверное… можно сказать и так, — друг вздохнул. — Это всего лишь сны, Кубик. Они никогда не бывают настоящими.

— Неправда. Все мои сны настоящие. У меня нет ничего, кроме снов.

— Теперь ты будешь просыпаться чаще.

* * *

На дне каньона, у самого его входа, расположились лавочники. На удивление, Дэвид нашел здесь то, что искал.

— Сто пятьдесят монеро, — вынес вердикт седой старец в модных штанах из охлаждающего криоволокна. Таких больших солнцезащитных очков Дэвид еще не встречал.

— Это очень дорого, — пробубнил Дэвид. — Может, сделаете скидку?

Торговаться снова не получалось. Почти всегда ему недоставало аргументов, почему нужна эта скидка. «Нет денег», — звучало слишком неубедительно, и почему-то становилось неловко. К тому же, он уже пытался. Марс не очень-то жаловал откровенность и прямоту.

— Каркас для усеченного икосаэдра — очень редкий предмет. Его не изготавливают уже лет тридцать, а то и пятьдесят. Вам крупно повезло, что у меня завалялся один, — торговец улыбнулся, показав желтые зубы под махровыми белыми усами. На нем была широкая ковбойская шляпа, коричневая куртка с заклепками и солнцезащитные очки, под которыми прятался наглый взгляд. — Но мне-то все равно, вещь лёжкая. Пусть еще попылится. Авось, дождется того, у кого найдется несчастные сто пятьдесят монеро.

Дэвид с грустью посмотрел на каркас. Красивый. Кубику он был бы как раз в пору. И тогда он не боялся бы двигаться резко, опасаясь его повредить.

А если придется защищать ищейку? С его-то характером… точно придется защищать. Там без резких движений не обойтись. За их