Поручик прикурил от папиросы землемера и спросил его:

– Сколько там простоим?

– Кажется, с полчаса будем стоять, как в Петропавловске. Только в Челябинске стоянка часовая. А в Самаре этот состав вообще продержат сутки. Там будут его переформировывать. А я во-о-он в той стороне уже видел Тобол, когда поезд поворачивал, сейчас он вновь появится в нашей видимости. А на левом берегу этой реки мой город! – землемер мечтательно зажмурил глаза. – Там меня мои уже заждались! Наконец-то у нас теперь появится свой угол и своё хозяйство! И не будем больше мыкаться, как бездомные!

Замаячил проводник. Он, как всегда, пыхтел и исходил обильным потом.

Лысый дядька оглядел куривших Соколовского и Арбузова.

– Кто из вас сходит?

– Я! – откликнулся землемер.

– Постельные принадлежности сдали?

Арбузов закивал головой.

Проводник так же, не улыбаясь, промолвил:

– В Кургане будем через двадцать минут.

Вскоре состав выехал на железнодорожный мост, соединявший оба берега Тобола. Мост этот был железный, но покоился на внушительных бетонных опорах. И когда состав проскочил его, то въехал в уездный город.

***

Курган был одним из первых поселений, основанных русскими за Уралом, но как город он возник довольно-таки поздно. Заложили его у древнего, предположительно скифского кургана, который разграбили ещё до рождения Христа. Курган по своим размерам являлся примерно таким же, как Петропавловск и Семипалатинск, но в нём было намного больше зелени и каменных домов, да и внешне этот город был поприличнее.

Вскоре состав стал тормозить. Подъехали к курганскому вокзалу. Арбузов, увидев своих, радостно замахал им рукой и начал кричать. Заметив папку, дети радостно завизжали и запрыгали. Когда поезд окончательно встал, первым его покинул землемер.

Соколовский помог ему спустить объёмные котомки с вещами. Арбузова ждали жена и галдящие дети. Супруга Арбузова оказалась беременна уже пятым ребёнком.

Соколовский и землемер тепло попрощались.

***

Марк Неустроев и Никита Ермолаевич (или Никич, как его обычно звали) тоже обсуждали между собой трагедию, случившуюся в Петропавловске.

Никич сразу изрёк свой безапелляционный вердикт:

– Этот политический ещё раньше сгубил свою душу, – и Никич истово перекрестился на три раза. – Нельзя посягать на установленные Всевышним порядки! Вот Бог его за энто и покарал!

Однако Марк на этот раз был не согласен с мнением Никича.

– А причём тут Бог, Никита Ермолаевич? Просто этому политическому не повезло – он не удержался, и его затянуло под поезд.

– Э-э-э, паря, не будь же глупцом! – возмутился на эти слова Никич. – Тут же яснее ясного, что без Божьей воли не обошлось. А вообще ты что, паря, энтим политическим сочувствуешь?

Никич подозрительно покосился на Марка. Неустроев ничего на это не ответил, и Никич назидательно продолжил:

– Ты энто, паря, брось! Рево… рево…люцы-ы… тьфу ты! Даже язык себе сломаешь, пока их произнесёшь! Энти политические ни к чему хорошему не приведут! Зачем их слушаешь?!

– Но они за простой народ?

– О-они?! – Никич покачал головой. – Ну, ты, Неустроев, совсем дурак! Как они могут быть за народ, если они против Бога?! – и Никич вновь перекрестился. – В общем так, паря, пойми одно: те, кто идут против Бога, те самые что ни на есть антихристы и слуги сатаны. Им нельзя верить! И больше не спорь со мной! Мал ещё! Ты слышишь?!

Марк нехотя закивал головой.

Никич завалился спать, а Неустроев сел за столик и раскрыл книжку, которую обещал привезти Катеньке Чудиновой. Это был роман «Милый друг» французского писателя Ги де Мопассана, приобретённый Марком с таким трудом. Марк его уже читал, но от нечего делать всё-таки стал вновь перечитывать, да и этот автор ему нравился. Неустроев так увлёкся чтением, что не заметил, как наступил рассвет, а вскоре появился и Курган.

Никич проснулся и закряхтел. Увидев, что Марк читает, Никич проворчал:

– Ты что, паря, так всю ночь и не спал?

– Не спал…Я увлёкся книжкой, Никита Ермолаевич.

– Э-э-э, совсем ты непутёвый! От энтих книжек только портится зрение и мозги сворачиваются набекрень, а толку от них никакого! Да поди ещё читаешь французишку энтого… Маписана?

– Его! – Марк устал поправлять это имя, которое постоянно безбожно коверкал Никич.

– Да разве ж у такого писателишки, да ещё с таким-то чудным именем, что-то умное будет?! Бросай чепухой заниматься, паря, сбегай лучше к господам и узнай, может, что-то им надобно? У тебя ноги молодые! А кстати, а что за город, в котором мы встали?

– Кажется, Курган.

– Ну, давай, давай, пошустрее, паря!

Марк сходил в соседнее купе и спросил у Петра Ефимовича и Сурикова, необходимо ли им что-нибудь взять.

Чудинов-старший заказал блины и какую-нибудь жареную рыбу, а Суриков попросил кваса. Чудинов и Суриков дали Марку деньги и тот побежал выполнять их поручение. В тамбуре Марк столкнулся с Соколовским и поздоровался с поручиком. Тот кивнул в ответ головой.

Марк спросил:

– Николай Георгиевич, а мы долго простоим здесь?

– Минут двадцать у тебя есть, – ответил поручик и посмотрел на часы.– Да, небольше!

Неустроев соскочил на перрон и вприпрыжку устремился к торговым рядам. Там торговали всем, чем придётся, но жареной рыбы ни у кого не было, и только один торговец подсказал Марку, что надо выйти на привокзальную площадь и вот там можно найти и рыбу, и квас. Марк бросился через весь вокзал и уже на выходе увидел книжный развал. Мимо него пройти он не смог. Марк встал, как вкопанный, и начал перебирать книжки. И кое-что его заинтересовало. В частности, там был роман Жюля Верна «Таинственный остров». Марк уже прочитал первых два романа из этой приключенческой трилогии знаменитого французского писателя «Дети капитана Гранта» и «Двадцать тысяч лье под водой», и вот, наконец-то, ему попался на глаза третий. Марк, обо всём забыв, стал перелистывать его. И хотя он был издан не лучшим образом, и в нём не было качественных иллюстраций, но это не имело никакого значения. Марк так увлёкся книгой, что не услышал, как по вокзалу прозвенел уже три раза предупредительный звонок и его поезд заскрежетал сцеплениями, ожил и начал отходить от перрона. Увидев это, Марк, как ошалелый, бросился догонять его. Он добежал до своего вагона и увидел что-то кричавшего ему поручика.

Соколовский, схватившись за поручень, свесился почти по пояс и протянул руку.

– Хватайся! – кричал он.

Марк перекрестился и, сделав отчаянный рывок, в прыжке схватился за руку поручика и повис на ней, не имея сил заскочить в вагон. Марк почувствовал, как его стало затягивать под колёса поезда. От страха он зажмурился и стал про себя молиться.

Соколовский из последних сил начал