«НАСТОЙ» – написано сверху прямыми зелеными буквами, а ниже, мелким курсивом – «Классическая смесь».

– Это алкоголь, настоянный на травах, – с гордостью объясняет Джек. – От этого весь кайф – для нас, по крайней мере. Базиликовый джин, водка с кинзой, даже ром с корицей. Сделано специально для диносов, которые хотят культурно кайфануть в обществе млекопитающих. В барах, во всяких компанейских заведениях – в общем, в разных таких местах. А поскольку это к тому же и человеческая выпивка, так еще лучше. В этом вся роскошь – спиртное и травы. Такое всех заводит.

– Проклятье, – слышу я бормотание Гленды, – вот мы и приплыли…

Я преодолеваю первоначальный приступ смятения, ощущаю знакомый нырок в бесчувствие, а потом приходит резкая и сильная жажда. Прошло три четверти года с тех пор, как я последний раз так себя чувствовал – и в один миг все эти девять месяцев оказались начисто стерты. Теперь мне поразительно, как я вообще способен был подавлять это желание. Чего ради я так долго держался?

– Мы сейчас улаживаем сделку по распространению и собираемся доставить это дело на север, – продолжает Джек, явно не замечая моих терзаний. – Дальше мы двинемся на запад. Понятно, сперва будет проведен соответствующий маркетинг, но… черт побери, это все равно классная штука.

– Еще, – говорю я, со стуком опуская пустой бокал на стол. Моя рука заметно дрожит, но еще один глоток эликсира мигом все излечит.

Но Джек, откатываясь назад, пристально на меня смотрит.

– Винсент… с тобой все хорошо?

– Да-да, конечно, – говорю я, и теперь я это чувствую – тепло расходится по моим венам, поле зрения светится по самым краям. – Я отлично себя чувствую, Джек. Просто мне твоя выпивка по вкусу – только и всего.

Гленда выступает вперед.

– Не думаю, что это такая уж классная мысль, приятель.

– Забавно, – отзываюсь я, слыша, как слова бесконтрольно текут у меня изо рта. – Не помню, чтобы я тебя спрашивал.

Джек откидывается на спинку инвалидной коляски, молча наблюдая за нашим с Глендой обменом репликами. Пытается взять ситуацию в свои руки, внимательно глядя мне в глаза, как будто там есть что-то противоречащее тому, что я ему говорю. Я стараюсь уклониться от его взгляда, глазеть в потолок, в пол или, самое лучшее, на бутылку.

– Происходит что-то, о чем мне следует знать?

– Ничего, – говорю я, впиваясь взглядом в Гленду.

Гленда пятится:

– Знаешь, что? Я тебе не сиделка. Валяй, удалбывайся. – Она пятится, а потом разворачивается и выходит из кухни, оставляя у шкафа только нас с Джеком, да еще эту славную бутылку жидкого счастья.

Я пытаюсь смеяться, показывая Джеку, что это всего лишь шутка.

– Не обращая на нее внимания. Она… она Гленда. Послушай, а почему бы нам еще поглоточку этого дела не попробовать? Еще по только по одному разу. Считай, что я тут у тебя маркетинг провожу.

Когда Джек поднимает бутылку, единственная капля, балансировавшая на краю с тех самых пор, как он налил первый бокал, падает на пол и там расплескивается. Краткую секунду я подумываю упасть на четвереньки, нагнуться и облизать кафельный пол кухни в надежде на то, что этот миллилитр базиликового джина попадет ко мне рот, проникнет в тело, доберется до мозга.

И тут до меня вдруг доходит – я хочу лизать кафель, только бы уловить ту капельку.

– Я гербаголик, – хриплю я вдвое громче необходимого.

Джек отшатывается, как будто от пощечины.

– Проклятье, Винсент… ты должен был мне сказать.

– Просто… просто убери ее, – удается сказать мне за мгновение до того, как мои руки сами собой стремительно тянутся вперед, пытаясь ухватиться за бутылку…

Джек вовремя ее отдергивает.

– Ну-ну, полегче…

– Пожалуйста, – повторяю я. – Убери ее. И запри шкаф, ага?

Джек мгновенно выполняет мою просьбу и прячет настой в невысоком шкафу.

– Но здесь нет запора…

– Тогда давай просто отсюда свалим.

Мы направляемся из кухни обратно в главное помещение. Солидной части меня до смерти хочется побежать назад и начать загонять себе в желудок одну бутылку за другой. Однако ноги возвращаются ко мне с каждым шагом. Тем не менее я по-прежнему чувствую, как в моих жилах бродит настой, и пытаюсь прикинуть, сколько это может продлиться.

– Сколько, – спрашиваю я, – сколько его там?

– В одном глотке? Думаю, листика два.

Как я понимаю, это добрый час будет держать меня на взводе. Просто поразительно, как быстро все вернулось – и с какой силой. В прежние времена два жалких листика базилика меня бы разве что на завтрак сподобили; теперь же я от консервированного папоротника готов запрыгнуть на ближайший столик и там чечетку отбить.

– Ты должен был мне сказать, – повторяет Джек. – Тогда бы я даже пытаться не стал…

– Ничего, проехали, – отзываюсь я. – Просто… просто не станешь же ты вот так сразу выкладывать все это парню, с которым ты пятнадцать лет не виделся. Типа: «Привет, рад тебя видеть, как житуха? Что? У меня? Ну, у меня, блин, одни крутые обломы».

– Нет, Винсент, все совсем не так…

Но я давно все это знаю. Джек уже немного меня жалеет – глаза его стали мягче, голова склонилась набок. Это не имеет значения. Так все реагируют. Я с этим живу, и я это принимаю.

На центральной сцене очередная стриптизерша выбирается из-за черной просвечивающей занавески. Она полностью одета – то есть совершенно голая по человеческим понятиям. Эта высокая рыжеволосая красотка с торчащими грудками и широкими бедрами отлично справилась бы в любом человеческом клубе, какой предпочла бы выбрать, но ее настоящие таланты лежат в иной сфере. Пока музыка пульсирует поверху, девушка начинает медленно работать со своей шкурой, соблазнительно удаляя одну фальшивую ляжку за другой, обнажая длинные зеленые ножки с идеальным набором изящных, бритвенно-острых когтей. Хвост она прячет до самого конца – это старый стриптизерский трюк, но он неизменно ввергает клиентов в буйное неистовство.

Люди Джека мгновенно клюют. Они суют двадцатидолларовые купюры в складки кожи, где чешуйки встречаются с фальшивыми бедрами, засовывая бумажки пониже, чтобы реально дотронуться до зеленой шкуры. Девушке, судя по всему, все нипочем – в подобных местах ты держишь свои чувства под жестким контролем, пока твои зажимы лежат на полу. В конце концов, этой красотке надо себе на жизнь зарабатывать.

– Не желаете ли настоя?

Я поворачиваю голову и обнаруживаю еще одну маленькую азиатку, что буквально роятся по империям и Джека, и Талларико.

– Нет, спасибо, – говорю я. Тут моя левая рука внезапно выстреливает, чтобы схватить бокал, но правая хватает преступную левую за запястье и удерживает ее на месте. Официантка одаривает меня взором, припасенным для особенно интересных обитателей зоопарка.