от времени мимо проезжали машины, мы пытались голосовать, в надежде, что нас подвезут, но никто так и не остановился.

Минут через сорок мы свернули с шоссе, взошли на песчаный пригорок, затем вышли на твердую дорогу и наконец увидали признаки обитания людей и жилые дома.

– Смотри! – ветер уносил голос Хосе. – Это окрестности Эль-Аюна. А наш дом там, внизу.

Далеко впереди раскинулось несколько десятков изношенных до дыр шатров, среди которых попадались отдельные домики из кровельного железа. В песках паслись одногорбые верблюды и стайки горных коз.

Впервые я увидела местный народ в одеждах излюбленного ими темно-синего цвета. Я словно попала во вселенную сказочных грез.

Ветер донес до нас смех играющих во что-то девочек.

Места, где обитают люди, пронизаны непередаваемой энергией и вкусом к жизни.

Даже в этом обездоленном захолустье жизнь била ключом и вовсе не сводилась к борьбе за существование. Для обитателей пустыни, которые здесь появлялись на свет, болели, старели и умирали, это было естественным ходом вещей. Я глядела на струйки дыма, поднимавшиеся над домами, и в безмятежности существования этих людей мне чудилось нечто возвышенное.

Эта простая и привольная жизнь и есть, в моем понимании, настоящая цивилизация духа.

Под закатными лучами мы наконец вышли на большую улицу, по обеим сторонам которой были разбросаны квадратные домики из дырчатых кирпичей.

Мой взгляд сразу упал на крошечный домик в самом конце улицы с полукруглым арочным входом. Что-то интуитивно подсказало мне: это и есть мой дом.

Именно к этому домику и подошел Хосе. Обливаясь потом, он бросил чемодан у входа.

– Вот мы и дома!

Прямо напротив дома находилась мусорная свалка, за ней раскинулась волнообразная песчаная дюна, а дальше было лишь широченное, бесконечное небо.

Позади дома был высокий холм, не песчаный, а из камней и земли. В соседних домах не было видно ни души. Ветер беспрестанно трепал мои волосы и длинную юбку.

Хосе открыл дверь, и я наконец скинула с плеч тяжелый рюкзак.

Перед глазами возник темный короткий проход.

Хосе подошел, подхватил меня на руки и сказал:

– Я на руках внесу тебя в наш первый дом. Отныне ты – моя жена.

Как это было просто и в то же время – как значительно! Я ведь не была страстно в него влюблена. И все же рядом с ним я чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Четыре больших шага, и Хосе оказался в конце коридора. Я взглянула вверх и увидела большой квадратный проем, а над ним – сизое небо.

Я забарахталась в руках Хосе, пытаясь встать на ноги, бросила свой мешок из наволочки и побежала осматривать дом.

Собственно, можно было бы никуда и не ходить, а встать под проемом и оттуда разом все разглядеть.

Самая большая из комнат выходила на улицу. Я прошлась по ней – четыре шага в ширину, пять в длину.

Другая комната была так мала, что, если поставить в ней кровать, у входа осталось бы небольшое пространство шириной в вытянутую руку.

Кухня была площадью в четыре разложенные газеты. Все ее оснащение состояло из желтой треснувшей раковины и цементной стойки.

В уборной стоял унитаз со спуском, но без бачка, умывальник и совершенно неожиданно – белая ванна. Она была похожа на произведение искусства в стиле дадаизма, ею можно было любоваться, как скульптурой.

Я захотела посмотреть, куда ведут каменные ступени за кухней и уборной. Но Хосе сказал:

– Не на что там смотреть, это просто общая крыша. Завтра сходишь. Я несколько дней назад купил козу, ее пока взял к своим козам домовладелец. Теперь у нас будет свежее молоко.

Услыхав, что у нас есть коза, я пришла в совершенный восторг.

Хосе, волнуясь, спросил меня, какое впечатление произвел на меня наш дом.

Я услышала, как отвечаю ему напряженным, слегка наигранным голосом:

– Он чудесный, мне здесь очень нравится, правда. Мы потихоньку его обставим.

Произнося эти слова, я быстро прикидывала в уме: пол цементный, положен неровно, стены из серых дырчатых кирпичей не покрыты известью; из швов между кирпичами свисает застывший цемент.

Я огляделась вокруг. Над головой висела маленькая голая лампочка, электрический провод был густо засижен мухами. Над левым углом стены зияла дыра, сквозь которую сифонил ветер.

Я открыла кран; из него вытекло несколько капель густой зеленой жижи. Воды не было.

– Сколько стоит месячная аренда? – спросила я Хосе.

– Десять тысяч, не считая воды и электричества.

– Вода дорогая?

– Девяносто песет за полный бак. Завтра сходим запишемся на доставку воды от муниципалитета.

Я приуныла и молча села на свой чемодан.

– Что ж, пойдем в поселок и для начала купим холодильник и чего-нибудь поесть. В первую очередь надо решить насущные вопросы.

Я схватила свою наволочку и снова поспешила за Хосе.

Дорога шла мимо домов, через пески, через кладбище. Когда мы наконец увидели огни поселка, уже почти совсем стемнело.

– Здесь банк, а это муниципалитет. Справа суд, под ним почта. Магазинов здесь несколько. Контора моей компании вон в том ряду домов. Дом с зеленым фонарем – это гостиница, а здание, выкрашенное в желтый, – кинотеатр.

– А кто живет в тех домиках, выстроенных в ряд? Вон в тех беленьких, где деревья и бассейн? А дом с белыми занавесками, откуда доносится музыка, это тоже отель?

– Это общежития высокопоставленных госслужащих. В белом доме живет губернатор, конечно, у него есть сад. А музыка играет в офицерском клубе.

– Ай-я! Гляди, Хосе, исламский дворец!

– Это не дворец, это отель «Насьональ». Четыре звезды. Здесь селят правительственных гостей.

– А где живут сахрави? Я уже стольких видела.

– В поселке, в окрестностях, везде. Мы с тобой живем в Кладбищенском районе, когда будешь брать такси, так и говори.

– Тут есть такси?

– Есть, к тому же все – «мерседесы». Погоди, сейчас все купим и поедем домой на такси.

В одной и той же лавочке мы приобрели крошечный холодильник, замороженную курицу, газовую плитку и одеяло.

– Я хотел было сам все купить, но побоялся, что тебе не понравится, – оправдывался Хосе. – Лучше ты сама выбери.

Что тут выбирать? Во всем магазине – только один холодильник, газовые плитки тоже все одинаковые. Я представила себе наше сумрачное жилище, и мой пыл несколько поубавился.

Когда пришло время расплачиваться, я раскрыла свою наволочку.

– Мы еще не поженились, давай и я за что-нибудь заплачу.

Это была старая привычка со времен нашей с Хосе дружбы – платить пополам.

Хосе понятия не имел, чтó все это время было у меня в руках. Он заглянул в наволочку,