— Как вы собираетесь доказать их? — застонал Сэнфорд. — Джадвей умер миллион лет назад молодым и почти никому не известным. Нам нечем подтвердить его добрые намерения. Ты же знаешь, как тщательно я работаю над книгами, но мне не удалось ничего раскопать о нем. Джадвей ничего не оставил после себя. Как говорится, мертвые молчат.

— Но духи могут иногда производить очень сильное впечатление, — спокойно возразил Барретт и показал рукой вправо. — Кстати, это студенческий городок Калифорнийского университета, где учился Джерри Гриффит. Мне кажется, здесь стоит покопаться.

Сэнфорд без интереса взглянул на студенческий городок.

— Что значат «духи»?

— Считанные люди умирают, не оставив после себя совсем ничего. Люди часто оставляют или завещают что-то друзьям или знакомым. На твои деньги мы наняли в Европе сыщиков, и несколько человек рыскают сейчас по Парижу, пытаясь вызвать дух Джадвея. Мы установили, что в тридцатые годы итальянский художник по фамилии да Векки часто торчал в кафе, которые любил посещать Джадвей. Мы узнали, что да Векки жив и когда-то даже написал портрет Джадвея. Если так, это будет первое изображение Джадвея. В любом случае мы пытаемся найти художника. Еще мы разыскиваем графиню Дафну Орсони. Она из Далласа и вышла замуж за богатого итальянского графа. Вскоре после издания «Семи минут» Джадвей отдыхал в Венеции, и графиня, услышав о «громкой» книге Джадвея, пригласила автора на бал-маскарад в свой дворец. Нам известно, что она живет в Испании, где-то в Коста-Брава. Но для того, чтобы вызванный дух оказался добрым, стоит возложить основные надежды на француза, который издал «Семь минут»…

— Кристиан Леру, — прервал его Сэнфорд. — Ты что-нибудь узнал о нем?

— Ничего нового. «Этуаль-пресс» больше не существует, но Леру жив. Пока Леру жив, мы можем воскресить тень Джадвея. Французский издатель — наша козырная карта, он должен поколебать показания молодого Гриффита. В конце концов, именно Леру вытащил на свет «Семь минут». Видимо, он верил в книгу и должен немало знать об авторе. Леру наш человек. Мы идем по его следу, и с каждой минутой след становится все горячее и горячее. Кимура надеется получить свежие новости уже сегодня.

— Мы обязательно должны найти Леру, — согласился Фил Сэнфорд.

— Он мне еще рассказывает! — фыркнул Барретт.

Через несколько минут он высадил Сэнфорда у отеля «Беверли-Хиллз», где тот снял бунгало, и поехал по Уилширскому бульвару в контору. Там Барретт два часа совещался с Зелкином, разговаривал по телефону и диктовал Донне Новик, их общей секретарше. Ему нравилось работать с Донной. Она была чуть ли не уродкой: крашенные хной волосы, узкие глазки, густо напудренное прыщавое лицо и мятые платья на бесформенной фигуре, но работать с ней было одно удовольствие. Донна, как мадонна, отличалась ревностной преданностью, потрясающе стенографировала, прекрасно печатала на электрической машинке и так ловко считала на калькуляторе, что порой Барретту казалось, будто она сама подключена к сети.

Когда Кимура сообщил по телефону, что опоздает, Барретт позвонил Зелкину, и они отправились на ланч с Филом Сэнфордом.

И вот они сидят за столиком. Барретт неожиданно почувствовал, что его лоб жжет солнце, стакан опустел, а Зелкин представляет Кимуру Сэнфорду. Передвинув стул под зонтик, Барретт отвесил Кимуре шутливый поклон, но Кимура в ответ поклонился на полном серьезе и сел на свободный стул. Он поставил на колени толстый портфель и был готов в любой момент открыть его.

— Выпьешь сначала или умираешь от голода? — поинтересовался Майк Барретт.

— Умираю от голода, — извиняющимся тоном ответил Кимура, как слуга, который заботится больше об удобствах хозяина, чем о своих собственных. — Я могу подождать, если вы хотите сначала поговорить.

Барретту японец-адвокат понравился с самого начала. У Кимуры были коротко подстриженные волосы и круглое бесстрастное лицо. Он производил впечатление человека, в котором скрыта энергия стальной пружины.

— Мы хотим и есть, и говорить, — объяснил Барретт.

Зелкин сразу дал знак принести меню, после чего они заказали много всякой всячины.

Как только официант отошел от столика, все повернулись к Кимуре.

— Ну? — поинтересовался Зелкин. — Какие новости, Лео?

Кимура извлек из портфеля документы. Потом закрыл его, поставил на землю, прислонив к стулу, положил документы на стол перед собой и поднял голову.

— По-моему, у нас прогресс, — ответил он. — Лучшее я оставлю на десерт. Во-первых, Норман С. Квондт. — Он обратился к новому клиенту: — Мистер Сэнфорд, вы рассказывали по телефону, как купили авторские права на «Семь минут» у Нормана С. Квондта. Сейчас, когда мы наконец встретились, я хотел бы уточнить детали, чтобы быть уверенным, что ничего не упустил. Не могли бы вы еще раз рассказать о покупке?

— Едва ли я смогу добавить что-нибудь новое, — пожал плечами Сэнфорд. — Конечно, расскажу. Два года назад отец послал меня на франкфуртскую книжную ярмарку. Как-то вечером меня пригласил на ужин старый друг отца, герр Карл Гребер, владелец солидного и известного мюнхенского издательства. Мы беседовали о свободе в издательском деле. Гребер назвал ее положительным явлением, поскольку много книг, давно заслуживающих издания, теперь могут найти свой путь к читателю. Он упомянул несколько таких книг, но больше всего герр Гребер восхищался «Семью минутами». Он собирался издать ее сам, но к власти в Германии пришел Гитлер, и издание такой книги оказалось невозможным. Он был рад, что вообще унес ноги из Германии. После войны Гребер восстановил свое издательство, и я поинтересовался, почему он не издал сейчас эти «Семь минут»? Он ответил, что слишком стар, чтобы начинать борьбу с боннскими консерваторами, и к тому же сейчас он специализировался на учебниках и религиозных книгах, а «Семь минут», мягко говоря, не входит в эту категорию книг. Гребер считал, что в Америке в этом плане больше свободы и, следовательно, «Семь минут», скорее всего, может впервые выйти массовым тиражом за океаном. Он считал также, что марка издательства отца могла послужить «Семи минутам» определенной защитой. Я поинтересовался, кому принадлежат права на «Семь минут». Гребер ответил, что будто бы Леру продал права какому-то нью-йоркскому маленькому издателю по имени Норман С. Квондт, который издает книги сомнительного содержания. Герр Гребер достал экземпляр этуалевского издания и попросил показать отцу. Я уже вез с ярмарки немало книг, захватил и «Семь минут». На корабле времени было много, и рассказ Гребера о «Семи минутах» заинтриговал меня. Я прочитал книгу, но не успел еще дочитать до конца, как понял, что никогда не смогу показать ее отцу. Она просто была не в его вкусе. Поэтому я показал ему другие книги, а «Семь минут» спрятал. В прошлом году, как вы знаете, отец заболел, и я временно возглавил «Сэнфорд-хаус». Очень хотелось издать что-нибудь необычное и вызывающее, и я вспомнил о книге Джадвея. Мне показалось, что время выбрано удачно. Поэтому я отправился на поиски Нормана С. Квондта.

— Он был в Нью-Йорке? — спросил Лео Кимура, доставая ручку.